Часовой механизм

Абигейл смешала черную соль с маслом плюмерии и флердоранжа — тропических цветов, привозимых с островов Куантаис, а затем высыпала все в воду. Проверив ее температуру градусником, она вновь отваживалась забраться в эту странную «газовую ванну». Аптекарь не обманул — аромат масел и вправду показался приятным, непохожим ни на один другой. Время, проводимое в этой комнате, с розоватой мозаикой на стенах и большим полукруглым окном, занавешенным белыми шелковыми портьерами, стало для Эбби самым любимым. Салли не заходила сюда, ожидая хозяйку в гардеробной, и можно было думать о чем угодно. Например о том, чтобы как-нибудь улизнуть из особняка и отправится на поиски брата. Мечта о том, чтобы вновь увидеть лицо Демиана стала совсем призрачной, и почти недостижимой. Что же он мог украсть? Чем так насолил корпорации, что они взяли ее вместо него в заложники?

Да и образ далекой деревни Лан-Лаин становился в голове все размытее. С трудом можно было представить, как отец, прочитавший прощальное письмо, бросился на поиски дочери. Скорее всего, он просто вздохнул, как делал это всегда, когда был чем-то расстроен, и вернулся к своим механизмам. Так он отреагировал на пропажу Демиана.

Брат исчез ночью из общей спальни, так тихо, что даже Абигейл не проснулась. Утром мама плакала и винила себя в произошедшем. Тогда было не понятно, в чем кроется ее вина. Но теперь можно было подозревать, что в этом замешано темное прошлое Элизабет Шерри и таинственный проект «Сент-Эрис», бумаги о котором хранились в багажной ячейке Марлоу. Стоило попытать счастья, расспросив об этом Ланфорда за ужином.

Когда Салли принялась требовательно стучать в дверь, Эбби решила, что так и сделает.

Стоило ключу повернуться в замке, и горничная с привычным рвением взялась на дело. Она растерла Абигейл дорогими кремами, завернула в большое полотенце и отправила в спальню — отдыхать. После получасового сна распорядок дня начался заново.

Заключенную одели в новое платье — теперь в небесно-голубое, причесали, накрасили и велели ждать нового посетителя.

Сидя на диване, Эбби с тоской смотрела на большой кукольный дом, стоящий в углу. В нем все было как настоящее — целых три этажа с паркетом, обоями и меблировкой. На столах стояла игрушечная посуда с игрушечной едой, в игрушечных шкафа — игрушечные книги, а игрушечные кровати заправлялись игрушечными, но мягкими пуховыми одеялами. Все это подарил ей Ланфорд, после того, как она вскользь упомянула о том, что в детстве у нее были только тряпичные, самодельные куклы.

Теперь, глядя на фарфоровых красоток, сидящих за столом, и понарошку пьющим чай, Абигейл поняла, что ничем от них не отличается. Она — точно такая же кукла, живущая в кукольном доме. Ее привезли и поселили здесь, в облачно-розовом царстве, наряжают, нежат и балуют. Вопрос был только в одном — что произойдет, когда «хозяева» с ней наиграются?

В комнату вошел танцмейстер, чтобы провести очередной скучный урок бальных «па». Живя в деревне, она редко выбиралась на званые вечера, а если и выбиралась, то там танцевали лишь мазурку и кадриль. Других танцев Абигейл не знала, до того момента, как месье Броуди не захотел научить ее. Но и теперь она не особо желала танцевать, как пойманные птицы не желали петь в клетке.

Обучение закончилось к вечеру, и Салли ненадолго оставила Эбби одну, чтобы та поправила макияж и прическу. А затем вернулась, чтобы проводить хозяйку в крыло, где располагались покои Ланфорда. Ужин должен был состояться в его личных покоях.

Вместе они прошли знакомым маршрутом по галерее, в зеркалах которой причудливо отражался свет газовых ламп, спустились на второй этаж и оказались на половине месье Броуди. Стены коридора здесь обрамляли темные деревянные панели и изумрудная парча.

Сколько всего у покровителя имелось комнат, Абигейл не знала. Большая часть дверей была закрыта, а вездесущая Салли не позволила бы свершиться неуместному проявлению любопытства. Поэтому для пленницы существовал лишь этот длинный коридор, заканчивающийся гостиной с камином и картинами, изображавшими боевые сражения. Далее шла короткая анфилада, окна которой выходили в город. Оттуда можно было полюбоваться на Адамант-стрит — широкую улицу, вымощенную белым камнем. Даже сейчас, когда стемнело, на ней было многолюдно. По тротуарам центральной аллеи, в свете газовых фонарей прохаживались богатые леди и джентльмены в изящных защитных масках, а по обе стороны от них проезжали богато украшенные экипажи, запряженные механическими лошадьми.

Наконец, горничная распахнула дверь в столовую Ланфорда — небольшую квадратную комнату, с большой золоченой люстрой и камином в углу, а затем удалилась. Стол здесь, как и в комнате Эбби, был круглым.