Часовой механизм любви

Лене Шаповаловой раскроили голову в уголке отдыха. По крайней мере, только у одной женщины Егор видел такие уродливые колени. Кто-то был, видимо, очень зол на нее.

9

Сорокин мерил шагами кабинет директора и молчал. Он о чем-то думал, и Егор даже представить себе не мог, как он мыслит.

«Интересно, он знает о том, что Инна и Федор – родственники Веры Никитиной, или он тот случай вообще не вспоминает?» – Егор молча смотрел в окно.

Егору начальник службы безопасности не нравился. Это был почти двухметрового роста плотный седой мужчина, много лет прослуживший в армии, а Егор плохо относился к людям, любящим раздавать команды.

– Кто-то все-таки добрался до этой сучонки. – Сорокин засопел. – Егор Алексеевич, а ведь это и ваше упущение.

– И в чем оно состоит?

– Шаповалова много лет терроризировала коллектив, и вы как директор…

– Я здесь директором и двух месяцев не проработал… – отбрил Егор. – Не надо мне рассказывать о моих упущениях, Владимир Григорьевич. То, что Шаповалова была тяжелым человеком, я узнал совсем недавно, а вы знали всегда. Но я собирался ее уволить, а вы не сумели ее окоротить.

– Недоставало мне еще в бабские дрязги лезть!

– И теперь ваше нежелание пачкать руки вылезло нам боком. Три дня назад убита Данилова, сегодня – Шаповалова, кто будет следующим?

– Полиция разберется. – Сорокин навис над Егором. – Это что, претензии к моей работе?

– Считайте, как знаете. – Егор спокойно встретил яростный взгляд Сорокина. – Но вы либо начнете вникать и в дрязги тоже, либо мне придется найти человека, который будет в это вникать.

Какое-то время Сорокин разглядывал Егора, словно впервые видел, потом захохотал.

– Ну, надо же. Так ошибиться в человеке. – Владимир Григорьевич снова стал серьезным. – Да, Егор Алексеевич, похоже, вы правы. Нужно вникать в бабские дрязги и закручивать гайки. Если они уже убивать друг друга принялись, дело дрянь.

Наталья внесла поднос с кофе, и мужчины сели за стол.

– Хороший кофе. – Сорокин с удовольствием сделал глоток, смакуя вкус напитка. – У Попова она такой не подавала.

– Потому что он его не покупал, этот кофе покупаю я сам. Дешевая рыбка – паршивая уха, Владимир Григорьевич. Так что говорит полиция?

– Ее ударили сзади чем-то тяжелым – скорее всего, небольшой дубинкой. Все случилось там, где вы ее нашли. Первый удар сбил Шаповалову с ног, ну а дальше уж…

– Это был кто-то, кого она знала и к кому спокойно повернулась спиной.

– Да, Егор Алексеевич. Кто-то свой.

Они снова помолчали. Егору вдруг отчаянно захотелось оказаться в доме у Шатохиной, сидеть в библиотеке, читать книгу и смотреть, как за окном размахивает ветками яблоня. И пусть Патрик смотрит на него свысока, а Инна играет музыку, которая душу наизнанку выворачивает, но там спокойно и тихо. И там люди, понимающие его и принимающие. Как можно за три дня намертво привязаться к людям, Егор не знал – но это случилось. Они приняли его в свою жизнь, они говорили с ним так, словно он – нормальный человек, их не интересовало его неумение поддерживать светские разговоры, они и сами их не вели. Они были настоящими, и Егор знал, что поможет им. И очень важно, чтобы Сорокин ничего не заподозрил.

– Тот, кто убил Шаповалову, должен быть весь в крови. – Сорокин налил себе вторую чашку кофе. – Это не сотрудники, они все на месте, и ни на ком следов крови нет.

– Разве что этот человек переоделся. – Егор вспомнил уютный уголок недалеко от лифта. – Огороженное растущими в кадках деревьями пространство, в коридоре в это время никого нет, все заняты. Кто-то назначил ей встречу и, дождавшись удобного момента, убил.

– Беда в том, Егор Алексеевич, что слишком многие хотели ее смерти. – Сорокин покрутил в руках пустую кофейную чашку. – Покойная не просто многим мешала. У нее была страсть. Она очень любила узнавать тайны других сотрудников и планомерно их изводить. Я думаю, что кое-кого она шантажировала – и ей платили. Вряд ли деньгами, факт взятки можно было бы доказать. Нет, ей платили тем, что выполняли ее приказы – она ведь организовывала травлю сотрудников. А очень сложно изводить того, с кем ты вчера мирно гонял чаи в кабинете, если у тебя нет для этого веской причины, Шаповалова эти причины искала – и находила. И я думаю, что разговор всегда был такой: увольняться бесполезно, куда бы ты ни пришел работать, позвонят о тебе справиться на прежнее место, а тут уж я позабочусь.

– Гадость какая…

– Да, хорошего мало. У Шаповаловой был компромат практически на всех, я думаю. Пропала ее записная книжка, с которой она никогда не расставалась.

– То есть вы предполагаете, что она узнала о ком-то что-то до такой степени горячее, что человек предпочел за это убить? Что это может быть?