Часовой механизм любви

– Деньги. – Сорокин ухмыльнулся. – Конечно, деньги. Ну, и весело было смотреть, как они грызут друг друга, и ради чего? Чтоб остаться в фирме. Чтоб никто не узнал их мелкие пакости, грязные тайночки, ту гнусь, которая у каждой была припрятана, а я сумел найти и обернуть ее против них. Это весело, понимаешь? Смешно наблюдать, как люди превращаются в стадо, покорно делающее то, что ты от него требуешь, и те, кто думал, что щелкает в этом стаде кнутом, такие же овцы по сути. Ведь у каждого есть что-то такое, что он хотел бы скрыть. Вот у тебя была жена, которая прижила ребенка от какого-то левого кренделя, и ты с ней развелся. Тут как мужик я с тобой полностью солидарен, такая баба рядом не нужна. И мамаша у тебя – клинический случай садистки-психопатки, сочувствую. То есть по-человечески я могу тебя понять и посочувствовать даже. Но ты это прячешь от людей, предпочел скрыть, а значит…

– Ничего это не значит. – Егор поморщился от боли, но осознал, что ему не страшно. – Мне плевать, кто узнает о том, что у меня была шлюшка-жена и психопатка-мать. Хочешь рассказать это кому-то? Рассказывай, мне все равно.

– В том-то и дело. Ты сдвинутый какой-то. – Сорокин огорченно засопел. – Ты мне очень сильно напортил.

– Да ты сам себе напортил. – Егор презрительно посмотрел на него. – Ты же разваливал работу в фирмах, устраивая там невесть что внутри коллектива и организовав хищения, которые выявил аналитик – хотя рано или поздно они бы выявились сами. Ты действовал вопреки собственным интересам, убивая то, что тебя кормило.

Сорокин захохотал.

– А с чего ты решил, что для меня важно процветание дела этих говнюков? Хотя Маслов вполне приличный мужик, но он не пропадет. – Сорокин посмотрел в грязное окошко, через которое лился скудный свет. – Да, весна… Тебе не приходило в голову, что я как раз хотел, чтобы все развалилось? Не все на свете меряется деньгами.

– Но тогда зачем?

– Я скажу зачем. – Сорокин ухмыльнулся. – Потому что такие, как ты, уничтожили мир таких, как я. Вы же грамотные, деловые, вы умеете просчитать прибыль, риски, выгоду, вы все просчитываете, для вас деньги – мерило всего. А вот просчитать меня никто из вас не смог. Это весело, парень – смотреть, как ломается то, что годами строили образованные, деловые парни, считающие себя хозяевами жизни просто потому, что у вас есть деньги. Люди для вас – ничто, грязь, вам важна только прибыль. Жизнь поменялась, и это вы ее поменяли. Я что, для того всю жизнь родине служил, чтобы теперь вкалывать на зажравшихся молодых говнюков, считающих, что они могут купить все? Я вам показал, что ни хрена вы не знаете и не можете, я один могу разрушить то, что вы создавали, и никакие деньги и связи вас не спасут.

– Это разве причина?

– Тебе не понять. Ты сам такой же, как они. Со временем ты бы завел свой бизнес, нанял бы простофиль, готовых на тебя работать.

– Да что плохого в том, чтобы зарабатывать деньги?

– Вот видишь – ты не понимаешь. – Сорокин зло посмотрел на него. – Вы все даже не понимаете того, что я говорю. Жить надо ради какой-то великой цели, а не ради желудка. Духовность должна быть, у нас особая духовность, богом данная, а вы ее свели к потреблению – нажраться, шмоток накупить, денег нахапать, девок в койку затащить, а где ваша духовность, в чем она? Вы развращаете общество, как все буржуи-хозяйчики. И ты такой же.

– Я-то здесь при чем?

– Ты мне мешал. – Сорокин задумчиво посмотрел на Егора. – Ты сильно мне мешал. Попова я в кулак зажал – он на бабах был повернут, и когда я подсунул ему эту сучонку тощую и он ее оприходовал, то уже и не трепыхался. Делал, что велю, – и даже не знал, что это я ему приказываю. Но в итоге сломался, видать, сильно зацепила его эта девка – ну, что ж, бывает. Он мнил себя начальником, а был просто ничтожеством, как эти бабы. Одной я дал любимую игрушку – любила она над людьми издеваться, я ей находил компромат на них, она развлекалась, как хотела, и ни за что на свете не отказалась бы от ощущения власти, которое ей давал я. Вторая просто была жадная до денег алкоголичка, которой не хватало ума с толком их потратить. Третья старалась для своего сына, жирного уродливого идиота, которому ни одна баба на свете не даст, разве что под наркозом. Ума не приложу, как я проглядел, что он наркотой торгует. Надо же, так ошибиться. Ну, это не страшно.

Егору вдруг стало смешно, так смешно, что он едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Если бы Сорокин знал, кто на самом деле умеет манипулировать людьми! Ведь меньше чем за год Инна с Федором устроили обидчикам своей Верочки ад на земле, причем тут уж действительно нет ни свидетелей, ни доказательств. Сорокин просто подмастерье по сравнению с этими двумя.

– Они все были у меня в кулаке, и все делали то, что я велю, – но думали, что приказывает им совсем другой человек. Вон он лежит.

Егор осторожно повернул голову – у стены, завернутое в брезент, лежало тело.