Часовщик

А тем же вечером, когда вещи были собраны, Олаф впервые рассказал, как так вышло, что он уехал из Магдебурга.

— Инквизиция арестовала меня за неудачную шутку в адрес Марии, — тихо произнес он, — и мне грозил костер.

Уже понимающий, как сложно вытащить еретика из Трибунала, Бруно замер.

— А потом пришел монах, и мы сторговались. Я отдал ему все права на уже изготовленные для епископата часы, а он уничтожил донос.

Олаф усмехнулся.

— Это были очень хорошие часы… я там для спуска шпиндель использовал — так никто до меня не делал.

Бруно покачал головой. Он всегда знал, что Олаф гениален.

— А что монах? — поинтересовался он.

— Монаха, как я слышал, быстро заметили и даже кличку дали Часовщик, — вздохнул Олаф. — А я… я не стал искушать судьбу второй раз.

Бруно вытер взмокший лоб.

— И где этот монах теперь?

— Не знаю, — покачал головой мастер, — его быстро в Ватикан забрали.

Через день после ухода Мади аль-Мехмеда городские рынки опустели, а через неделю есть стало нечего. Брат Агостино Куадра создал выездную комиссию Трибунала, в надежде конфисковать хоть что-нибудь посетил четырнадцать окружающих город деревень и в половине из них не обнаружил ни души. А оставшиеся христианские деревни надежно охраняли монахи Ордена.

— Разворачивай! — грубо, по-хамски орали они в лицо инквизитору. — Здесь тебе поживиться нечем.

— Но…

— Это наша земля. Понял? И люди здесь наши, — внятно объясняли монахи. — Разворачивай, тебе сказали! Пока плетей не получил…

И Комиссар каждый раз был вынужден проглотить обиду и подавать приказ ехать в следующее село. Связываться с людьми Ордена он не рисковал.

А между тем орденский монастырь все тучнел и тучнел. Все леса вокруг города теперь принадлежали Ордену, а потому дрова можно было купить лишь у них. Все оставшиеся деревни тоже принадлежали Ордену, и монахи брали за мясо и зерно столько, что в считанные недели обобрали горожан до нитки.

— Не хочешь брать, — смеялись они в лицо покупателям, — иди к сарацинам обратись. Может, подешевле уступят.

Но и у морисков дела шли неважно. Ушедшие в горы крестьяне откровенно голодали. Мужчины гонялись за королевскими обозами и считали огромной удачей отобрать предназначенное армии зерно, а женщины и дети все время искали, чем прокормить в скудной горной местности свой скот. А потому даже те, кто когда-то дружил с морисками, в горы за провизией не ходили. Знали, что бесполезно.

Чтобы хоть чем-то заняться, деятельный брат Агостино даже съездил в усадьбу сеньора Сиснероса и сжег дьявольскую клепсидру. Как ни странно, она — даже без надзора — все еще работала. А через неделю Комиссар узнал, что в город движется сеньор Франсиско Сиснерос.

— Много у него войск? — холодея от предчувствий, спросил он принесшего весть монашка.

— Я не видел, святой отец, — мотнул головой тот, — но говорят, что он в ярости и обещает повесить весь Трибунал на деревьях.

Брат Агостино метнулся в монастырь Ордена, однако настоятель сразу сказал, что, если гранд идет во главе хоть сколько-нибудь крупного отряда, они вмешиваться не станут.

— Не надо было его клепсидру трогать, — в лицо Комиссару ухмыльнулся настоятель. — Теперь сами с ним разбирайтесь.

Брат Агостино побежал в магистрат, оттуда — к Марко Саласару, но даже когда он выбил из Марко обещание выступить на защиту Инквизиции, в сердце гудела тревога. А потом кто-то принес известие, что сеньор Франсиско уже недалеко от городских стен, и Комиссара как ударили по голове.

— Распредели своих людей вокруг здания, Марко, — хрипло приказал он. — И человек сорок внутри поставь.

Можно было, конечно, выйти из города и спрятаться в горах, но у брата Агостино было четкое предчувствие, что там его ждет еще более жуткий конец. Мориски насильственного крещения не простили и мстили священникам до сих пор.

А к обеду под окнами Трибунала раздался дробный топот копыт, и брат Агостино даже не нашел в себе сил, чтобы подойти к окну.

— Где этот чертов Куадра?!

Лицо Агостино густо покрылось каплями пота. Этот голос он узнал бы из тысячи.

— Ну-ка иди сюда, мерин!

Раздался грохот сапог, дверь широко распахнулась, и на пороге появился отец и покровитель города — в запыленном потрепанном камзоле, с обветренным усталым лицом и светящимися застарелой ненавистью глазами.

Его сопровождали двое гвардейцев. Они окинули зал внимательными взглядами и тут же расположились по обе стороны от дверей.

— Ну и что мне с тобой сделать?

Брат Агостино вжался в кресло, и в следующий миг отовсюду — из-за тяжелых бархатных портьер, из-за книжных шкафов библиотеки, из ведущих в другие комнаты дверей — повалили люди Марко Саласара, десятки людей.

— Ты арестован, Сиснерос, — срывающимся голосом объявил Марко и направил на гранда старенький, бог весть где найденный арбалет. — Сдай оружие.

Через пару минут, после короткой схватки, оставившей всего двух раненых, брат Агостино приказал забаррикадироваться изнутри и лишь тогда пробрался к окну и осторожно выглянул.

Там, внизу, стоял весь отряд некогда богатого и могущественного гранда — тридцать всадников. Даже не на лошадях, на мулах.