Часовщик. Зима

– Смотрите, – он вытащил из ее рук часы, – в ваших часах нет противоударного устройства. Их нужно беречь от падений и сильной вибрации. Обращаться очень осторожно.

– Хорошо, – она снова улыбнулась, – я постараюсь, – она улыбалась беспрерывно. – Я буду теперь стараться.

Он положил часы назад в картонку. Девушка смотрела на его лицо. Она лучилась – он отражал свет. Текучее сильное время, обтекавшее её, живую и подвижную, как вода, захватывало в водоворот и его. Она говорила прямо в этот поток:

– Возможно, я слишком часто лечу вперед и нужно быть аккуратнее.

– Летать – это хорошо, – он все улыбался. – Но нужно быть аккуратнее, это точно. Беречь и себя, и часы.

– Это хорошая идея. Спасибо.

Он пододвинулся поближе и снова поднял часы:

– Смотрите.

Она встала на цыпочки и наклонилась над циферблатом.

– Здесь все должно быть в порядке. Но если вдруг встанут, здесь сбоку есть винтик, – он придавил пальцем выступ на корпусе.

– Ой, – она откинула голову и снова засмеялась и замахала руками, – я точно перепутаю. Точно. Буду стараться запомнить, а потом все перепутаю.

Она улыбалась, и он снова улыбался вслед за ней. Было хорошо.

– Ну, возможно, не вы, но кто-то из мужчин рядом, – спросил он медленней и пытливо посмотрел на неё.

– Это совсем сложно, – она снова засмеялась. – Мужчину нужно будет сначала найти.

Он долго молчал, внимательно изучая её, перебирал ремешок часов в руках.

Она тоже молчала, замерев, медленно, как будто проводя пальцем, спускаясь взглядом по морщинке на лбу, длинной брови к щеке, к губам и вдруг, быстро соскользнув с края скулы вниз, тряхнула кудряшками и, снова улыбнувшись, протянула руку ладошкой вверх:

– Спасибо вам.

– Да не за что, – он тоже протянул руку в ответ и аккуратно положил часы в её ладонь. – Вам не нужно это делать самой. Приходите, если будет нужна помощь.

– Спасибо.

Она взяла коробочку, отошла от стойки, оперла сумочку на выставленное вперед колено и начала рыться в ее многочисленных карманах, ища место, куда положить часы. Он стоял, поставив локоть на стойку, подперев подбородок кулаком, и откровенно любовался ею.

Она улыбалась. Как другу и соучастнику. Странное легкое ощущение узнаваемости будоражило кровь.

Он с удовольствием скользил взглядом по шелковой ноге от меха ботинка, охватывавшего тонкую щиколотку, до тени на внутренней стороне бедра, уходившей под юбку. Она как будто нарочно выставила вперед ногу, показывая изгибы и впадинки. Расстегнула какой-то кармашек, косметичку, аккуратно положила часы. Как-то захотелось сжать её всю: сжать рукой эти шелковые кудряшки, остановить колеблющиеся, прыгавшие, дразнившие ласковые спирали, бегущую длинноту круглых коленей. Загрести в кулак смешного енота на толстом свитшоте, пробраться, сжимая, вслед за убегавшей в тень под юбкой линией ноги и остановиться там, зарывшись. Все остановить. Руки, подпиравшие подбородок, защемило тянущей пустотой и желанием стиснуть это теплое, переливающееся, текучее до предела, так, чтобы оно нутром просочилось через пальцы.