Часовые неба

Истребители шли на максимальной скорости в правом пеленге — уступом вправо назад. Косицкий смотрел то на цель, то на своего ведущего, который шел впереди слева и ждал, когда капитан начнет атаку.

Продолжая маневрировать, цель начала выполнять энергичный разворот вправо, в сторону ведомого. Истребители тоже должны были сделать разворот. Разворот всегда делается с креном. А создавать большой крен на малой высоте — дело крайне опасное. Косицкий знал: крен мог привести к дальнейшей потере высоты.

— Атакуй первым! — послышался в наушниках Косицкого голос капитана.

Косицкий не ожидал такого приказа. По установившейся традиции первыми атаку всегда начинали ведущие.

Косицкий мгновенно сориентировался. Он понял, почему капитан принял такое решение: ведущий мог проскочить мимо, потому что он был ближе к цели, а на большой скорости трудно сделать крутой разворот на цель. Кроме того, — и это, возможно, было главным, — своими действиями он бы сковал своего ведомого, затруднил бы ему атаку.

Капитан отвернул в сторону с небольшим набором высоты и пропустил вперед ведомого. Косицкий внимательно выслеживал цель и, как только она вписалась в прицел, выполнил фотострельбу.

Капитан Еремин в это мгновение сделал доворот на цель, и, когда ведомый стал выходить из атаки, цель начала вписываться в прицел его самолета. Через секунду ему оставалось нажать на кнопку фотопулемета.

С КП подтвердили:

— Цель атакована на заданном рубеже.

Через несколько минут после приземления истребителей пленка была проявлена и продешифрирована. Оба летчика цель поразили с первых очередей на дистанции триста-четыреста метров.

Капитану Еремину и старшему лейтенанту Косицкому объявили благодарность. Товарищи горячо поздравили летчиков с выполнением трудного задания.

ПРОИСШЕСТВИЕ В ВОЗДУХЕ

Капитан Дубовиков и старший лейтенант Пахомов отрабатывали типовые атаки. Внизу плыли белые облака, скрывая от летчиков землю.

Сначала атаковывал ведомый Пахомов. Дубовиков шел впереди. Потом, когда старший лейтенант выполнил три атаки, летчики поменялись местами.

Вот Дубовиков занял заданную дистанцию, стал увеличивать обороты, чтобы сблизиться. Но вместо того чтобы расти, обороты стали вдруг падать. Стрелка счетчика стремительно пошла влево.

Капитан посмотрел на температуру газов — температура была около нуля. Давление топлива уменьшалось.

Все говорило о том, что остановился двигатель.

Взгляд капитана невольно сосредоточился на высотомере: 12 500. Высота вполне достаточная, чтобы пытаться что-то предпринять.

Между тем шум двигателя за спиной летчика прекратился. Никогда в жизни капитану не приходилось ощущать такую тишину в воздухе. Она была почти осязаема.

Самолет шел более плавно, чем обычно, он словно плыл по тихой невидимой реке. Стрелки на приборах температуры газов и давления керосина и масла стояли на нуле. Немногим приходилось видеть такое «чудо» в стратосфере.

Отчего произошла остановка двигателя, летчик сейчас не думал. Он лишь отметил для себя, что при остановке не было тряски, приборы вели себя нормально, значит, ничего серьезного не произошло.

Позднее на этот счет было много толков. Одни говорили, будто двигатель прекратил работу потому, что летчик резко послал вперед сектор газа. Другие связывали это со спутной струей от впереди идущего самолета, в которую якобы попал Дубовиков, третьи предполагали, что в топливе оказалась вода.

Летчик не помнил, что он сделал вначале: доложил о случившемся на КП или закрыл стоп-кран, чтобы керосин не поступал в камеру сгорания. Может быть, то и другое он сделал одновременно. Он действовал, как автомат. Вот где помогли тренировки на земле. Чтобы не разряжался аккумулятор, Дубовиков выключил все приборы, которые забирали энергию. Энергия теперь нужна была при запуске. И тут капитан вспомнил о своем ведомом.

— Ноль сорок шестой, смотри за мной! — приказал он Пахомову на случай, если двигатель не запустится и ему придется катапультироваться. О посадке с выключенным двигателем не могло быть и речи: не было поблизости подходящей посадочной площадки. На пути самолета простирались леса, болота и топи.

С командного пункта капитану приказали снизиться на высоту надежного запуска. Летчик повернул в сторону аэродрома, перевел самолет в пологое пикирование, чтобы скорее, пока двигатель не остыл, снизиться до высоты, где воздух более насыщен кислородом, без которого невозможно воспламенить топливо в камере сгорания.