Часовые Запада

- Кажется, мы это уже обсуждали, - сухо произнес Бельгарат.

У Гариона опустились плечи.

- Ну вот, не хватало мне моих собственных забот! Я...

- Ладно, кончай себя жалеть, - резко бросил Бельгарат. - Все мы делаем то, что должны делать, и твое нытье ничего не изменит.

- Я не ныл.

- Все равно прекрати и принимайся за работу.

- Что мне нужно делать? - спросил Гарион откровенно унылым голосом.

- Можешь начать прямо здесь, - ответил старик, махнув рукой в направлении пыльных книг и пергаментных свитков. - Это, возможно, лучшее в мире собрание пророчеств, по крайней мере западных пророчеств. Здесь, конечно, нет Маллорейских проповедей, или собрания, которое было у Ктучика в Рэк-Хтоле, или тайных книг Келля, но начинать можно и отсюда. Я хочу, чтоб ты все это прочел и попытался найти еще что-нибудь про Зандрамас. Возьми на заметку места, где упоминается про Дитя Тьмы. Вероятно, речь в основном будет идти о Тораке, но, может быть, появится что-нибудь и о Зандрамас. - Он слегка сдвинул брови. - И когда будешь этим заниматься, следи за всем, что может быть связано с Сардионом или Ктраг-Сардиусом.

- А что это такое?

- Я, не знаю. Бельдину встретилось это имя в Маллорее. Оно может оказаться очень важным, а может - и нет.

Гарион окинул взглядом библиотеку, и с лица его сошла краска.

- Ты хочешь сказать, что все это - пророчества?

- Нет, конечно. Очень многое - почти все - сборник сумасшедших бредней, тщательно и подробно записанных.

- А зачем нужно подробно записывать то, что говорят безумцы?

- Потому что Мринские рукописи и есть не что иное, как бред сумасшедшего. Мринский пророк был до того безумен, что его пришлось заковать в цепи. После его смерти очень многие вполне добросовестные люди принялись записывать всякую тарабарщину изрекаемую любым безумцем, в надежде, что в ней может быть запрятано предсказание.

- А как же мне отличить бред от истины?

- Я точно не знаю. Может, после того как ты все прочтешь, ты найдешь способ их разделить. Если у тебя это получится, дай мне знать. Тогда мы сэкономим уйму времени.

Гарион снова с ужасом оглядел библиотеку.

- Но, дедушка, - попробовал возразить, он, - ведь на это потребуются годы!

- Тогда тебе лучше начать прямо сейчас, верно? Постарайся сосредоточить свое внимание на том, что произошло после смерти Торака. То, что было до этого, нам более или менее известно.

- Но, дед, я ведь не знаю всех премудростей. А если я что-нибудь пропущу?

- А ты не пропускай, - непреклонным голосом произнес Бельгарат. - Нравится тебе это или нет, Гарион, ты - один из нас. На тебе такая же ответственность, как и на всех остальных. И пора уже привыкнуть к мысли, что от тебя зависит судьба всего мира, пора уже позабыть слова вроде "почему я?". Эти слова простительны ребенку, а ты уже мужчина. - Он повернулся и исподлобья взглянул на Эрранда. - А ты каким боком во все это замешан? - спросил он.

- Пока точно не знаю, - спокойно ответил мальчик. - Поживем - увидим.

После обеда Эрранд остался наедине с Польгарой в ее уютной теплой гостиной. Она сидела у огня, завернувшись в свою любимую синюю накидку и поставив ноги на обшитую мягким плюшем скамейку. В одной руке она держала пяльцы для вышивания, в другой - золотую иголку и что-то тихонько напевала. Эрранд сидел в кожаном кресле напротив нее, грыз яблоко и смотрел, как она вышивает. Мальчика завораживала ее чудесная способность излучать какое-то спокойствие во время занятия простыми домашними делами.

В комнату, осторожно постучавшись, вошла хорошенькая риванка, прислуживавшая Польгаре в качестве горничной.

- Госпожа Польгара, - сказала она, присев в реверансе, - мой господин Бренд спрашивает, можно ли ему с вами поговорить.

- Конечно, дорогая, - отвечала Польгара, откладывая в сторону свое рукоделие. - Проводи его сюда, пожалуйста.

Эрранд успел заметить, что Польгара называла всех юношей и девушек "дорогой" и "дорогая", как правило. В ее устах это звучало самым естественным образом.

Девушка провела в комнату высокого седовласого ривского сенешаля, снова присела в реверансе и тихо удалилась.

- Польгара, - приветствовал ее Бренд густым басом.

Это был большой, грузный мужчина с глубокими морщинами на лице и усталыми печальными глазами. И это был последний ривский сенешаль. На протяжении смутных времен, последовавших за смертью короля Горека от рук нанятых королевой Салмиссрой убийц, Островом Ветров и риванцами правили люди, избираемые по способностям и абсолютной преданности долгу. Столь самоотверженна была их преданность, что каждый ривский сенешаль поступался своей личностью и принимал имя Бренд. Теперь, когда Гарион, законный наследник ривских королей, взошел на трон, отпала необходимость в такой форме правления. Но этот большой мужчина с печальными глазами будет до конца жизни беззаветно предан королевской власти - возможно, не самому Гариону, а скорее самой идее такой власти и ее незыблемости. И, верный этой идее, он пришел в этот тихий полдень поблагодарить Польгару за то, что она взяла на себя примирение Гариона и королевы Сенедры.