Часть 2 : Мгновение радости в горести жизни.

— Так, сейчас нам нужно только доставить ее в медлаб, правильно? — спросила она Майкла.

— А?..

Мэри вздохнула и повернулась к Дэвиду.

— Ты можешь помочь нам, или тоже так и будешь весь оставшийся вечер трепаться о разных глупостях?

— У меня было несколько старших сестер, — отозвался Дэвид. — Думаю, что я знаю, что надо делать.

Он подошел к Лианне и помог ей подняться на ноги. Ее явственно покачивало. Дэвид включил коммуникатор.

— Командор Корвин вызывает медлаб. Похоже, ребенку не терпится на волю.

— Вас понял. Вам прислать команду скорой помощи?

Лианна отрицательно покачала головой.

— Нет, — ответил Дэвид. — Мы сами доберемся до вас, вы только будьте готовы.

Не торопясь, они помогли охавшей Лианне выбраться из комнаты. Майкл по-прежнему пребывал в ступоре.

— А?.. — промямлил он.

* * *

Я помню день, когда родилась Элизабет. Это случилось на Орионе-7. Меня тогда там не было. Не могу припомнить, почему — должно быть, какая-нибудь разведмиссия. Что-то очень рутинное. Тем не менее, мы соблюдали режим радиомолчания. Это я помню совершенно точно. Да, все было именно так. Если бы я знал, то, наверное, рванул бы назад так, что "Вавилон" оставил бы после себя следы от шин.

Роды были преждевременными. На два месяца или около того. Я так и не узнал, почему Анна родила так рано. Возможно, ничего особенного — просто случайность. Однако потом была масса осложнений. Я не слишком внимательно слушал, когда мне объясняли.

Я никогда не забуду, как впервые увидел Элизабет. Анна и я выбрали ей имя даже прежде, чем мы поженились, — мы привыкли подшучивать, что назовем первенца в честь Лиззи, за ее сватовство. Элизабет — если будет девочка, Дэвид — если мальчик. Анна... она никогда не была особенно близка со своими родителями, а братьев или сестер у нее не было.

Я влетел в медлаб и застыл там, оцепеневший. Они были там. Моя дочь. Моя жена. Анна спала. Она казалась истощенной, но в тот момент, когда я в первый раз увидел ее после родов, она мне показалась самой прекрасной женщиной на свете.

Доктора мне сказали, что Анна поправляется. Она потеряла очень много крови — осложнения были серьезными, — но все должно было прийти в норму. У нас больше не могло быть детей, но это было неважно, — такое ощущение у меня было от первого же взгляда на Элизабет.

Она была подключена к какой-то машине. Не помню, зачем это было нужно. Помню лишь ее — неподвижную, такую маленькую и беспомощную на фоне всей этой техники — пластика, проводов и трубок. Она смотрелась как экспонат в витрине музея.

Я пропустил рождение своего единственного ребенка, — а такое уже не могло повториться. Я обещал себе, что больше не пропущу ни одного важного момента ее жизни. Ее первые шаги, ее первые слова, первые вопросы, первую любовь, ее свадьбу, ее детей. Я солгал. Я не сумел увидеть почти ничего.

Я не видел даже ее смерти.