- С какого?.. Отбрось всю ментальную хрень, что останется? Воспитал меня Елизар Андреевич, о существовании какого-то неучтенного папаши я до весны не подозревал, а потом еще и знать его не хотел! И до сих пор не хочу, кстати! Для любви у меня мать и брат есть. Просто представь: вот завтра завалится к тебе какой-то левый хрыч, скажет: "Извините, Григорий Андреевич, я тут с вашей маменькой сорок с лишним лет назад шуры-муры имел..." - увернуться от кулака, летящего в лицо, успеваю, а после с удовольствием усмиряю разбушевавшегося гвардейца ослабленным болевым.
- Вообще-то, я чисто гипотетически! Родителей твоих оскорбить не хотел... - хмуро произношу вместо извинений и помогаю дезориентированному Григорию усесться обратно на стул, - Только у меня реакция примерно такая же была, веришь?
- Не шути так больше! - мрачно произносит он, потирая дрожащие руки.
- И в мыслях не имел! Мать - это вообще святое, но теперь-то понимаешь, как эта новость на меня подействовала?
Григорий невесело скалится и кивает.
- И с чего мне его считать родней? Жил я без него шестнадцать с лишним лет и дальше проживу! Воспитывать меня поздно, на матери он все равно не женится. Да и она, по ходу, не обрадуется, так что трогательного воссоединения семьи ожидать не приходится. Поиметь с него что-то вроде денег? Честно скажу - то, что он сможет выделить на ублюдка, меня не прельщает, я уже больше заработал, а кланяться за эти подачки придется, как за великое благодеяние. Так что менталистика тут никакой роли не играет, - подытоживаю я.
- Убедил. То есть детские закладки с тебя слетели?
- Будем считать, что так. Не представляю, что в них было, но никаких неуместных порывов за собой не ощущаю.
- С этим уже проще работать, но во время твоего визита в монастырь, тебя снова обработали.
- До этого доберемся, поговорим пока о другом: помнишь, как я тебя вылечил? Сам говорил, чуть не сдох от боли, а потом, поди, весь спектр эмоций ощутил: от радости до отчаяния. Было? Ничего не напоминает?
- Ты думаешь?..
- А почему бы нет? Разве ты не чувствуешь, как поменялся с тех пор?
Взбудораженный мужчина вскакивает, заставляя чашки на столе жалобно звякнуть, и начинает метаться по кухне, сыпля безадресными проклятиями. Успокоившись, он включает логику и начинает рассуждать:
- Очень похоже на правду, но у меня, скорее, на верность что-то было. Хочется, конечно, оправдать некоторые поступки ментальным влиянием, но... - гвардеец морщится, не договаривая фразу, - Ладно, с этим разобрались, что делать-то будем? Я точно знаю, менталист на твоей аудиенции был!
- От воздействия можно защититься, если знать как, а еще видеть, что к тебе эти приемы применяют. Я, как ты знаешь,
- Да верю я! Не зря же Потемкины детей на что-то проверяют! Просто... не знаю...
- Прими, как данность, и не парься! Мало ли, чего только в жизни не бывает.
- Не парься... В мое время говорили "не кипешуй"...
- Значит, не кипешуй!
Мы еще долго потребляли кофе с сушками, вырабатывая приемлемый план действий. Пришлось признаться, что к весне отец Никандр оставит этот мир, переселившись в гораздо лучший (по ничем не подтвержденным слухам там тепло, всегда есть горячая вода, и общество не подкачало). Понятно, что в отсроченном убийстве не признался, просто сослался на
Нормально попрощавшись, расстались, конечно, не друзьями, но острой взаимной ненависти между нами уже не было. Лечение пообещал начать ближе к зиме: во-первых, мне требовалось продумать, как провести его, не выдав секрета, а, во-вторых, ближайшие дни у меня были плотно оккупированы разного рода делами, в частности - объявившимся Роговым с новой парой ПГБшных спецов. Плюс, договоренность с Осмолкиным натолкнула меня на путь решения кадровой проблемы "Кистеня" - рядовых бойцов на бирже всегда было пруд пруди, а вот офицеров, да еще таких, чтобы стали верными именно мне, а не Шаману, Земеле и Боку (при всем моем к ним уважении) или, не дай бог, вообще кому-то левому - требовалось искать лично.