При этом Ростислав, как и Всеслав Полоцкий, формально не был безземельным изгоем. При разделе Ярославова наследия шестнадцатилетнему Владимировичу достался собственный удел — Ростовская земля, а впоследствии, по кончине дяди Вячеслава, он даже поднялся на нижнюю ступеньку «лествицы» — получил Владимир-Волынский край. Но при очередном перемещении, после смерти дяди Игоря, Ярославичи обошли племянника, не пустили его в следующее по значению княжество, Смоленское.
Ростислав был горд, непоседлив и, по выражению летописи, «добр на рать», то есть любил повоевать. По сведениям первого русского историка В.Татищева, который обладал какими-то древними летописями, впоследствии утраченными, Ростислав был женат на дочери венгерского короля, что должно было еще больше распалять его честолюбие.
В стране хватало родовитых людей, обиженных «триумвиратом». Ростислав собрал их вокруг себя. История сохранила имена двух самых видных его сторонников — Порея и Вышаты, сына новгородского посадника.
С мечом в руках Ростислав отправился добывать себе княжество по собственному вкусу. В 1064 году он захватил Тьмутаракань, прогнав оттуда Глеба, сына черниговского князя и члена «триумвирата» Святослава. С одной стороны, Тьмутаракань вроде бы была меньше Владимир-Волынского княжества, которое бросил Ростислав, зато она отлично подходила на роль плацдарма, где можно было накопить силы для последующей экспансии.
Это отлично понимали и дядья-Ярославичи. Святослав не дал буйному племяннику закрепиться в этом стратегическом пункте — отправился туда с дружиной. Ростислав не мог воевать с могущественным родственником и убрался из города («не потому, что испугался Святослава, но не желая против своего дяди оружия поднять», — считает нужным пояснить летопись). Однако стоило дяде уйти, как изгой вновь выставил слабого Глеба Святославича и на этот раз сел в городе крепко. Ярославичам теперь было не до далекой Тьмутаракани — у них в это время началась куда более опасная война с Всеславом Полоцким.
Активный Ростислав начал расширять зону своего влияния, облагая данью соседние народы и начиная поглядывать в сторону близкого Крыма, где находилась богатая византийская колония Корсунь. Греки были очень обеспокоены таким агрессивным соседом.
Корсунский катапанос (то есть, губернатор — русская хроника называет его «котопаном») решил проблему традиционным византийским образом. Вступил в переговоры с тьмутараканским князем, втерся к нему в доверие и отравил. «Однажды, когда Ростислав пировал с дружиною своею, котопан сказал: «Князь, хочу выпить за тебя». Тот же ответил: «Пей». Он же отпил половину, а половину дал выпить князю, опустив палец в чашу; а под ногтем был у него яд смертельный, и дал князю, обрекая его на смерть не позднее седьмого дня. Тот выпил, котопан же, вернувшись в Корсунь, поведал там, что именно в этот день умрет Ростислав, как и случилось».
Летописец сообщает, что корсунцы побили отравителя камнями, но это скорее всего выдумки. С какой стати было жителям убивать человека, который избавил их от опасности иностранного вторжения? Да и на Руси, когда Ростислава Владимировича не стало, многие, надо полагать, вздохнули с облегчением.
Давыд Жестокий (ок. 1058–1112)
После того как центральная власть стала приходить в упадок, князья-изгои превратились для страны в серьезную, даже главную внутриполитическую проблему.
Сын рано умершего Игоря Ярославича, в общем-то малозначительный и не имевший собственного удела князек Давыд Игоревич целых двадцать лет держал в напряжении всю Русь своими происками и злодействами.
Этот Рюрикович был классическим бароном-разбойником, которыми изобилует история средневековой Европы — жадным до добычи, безжалостным и коварным.
Свое восхождение он тоже начал с Тьмутаракани. Вместе с другим изгоем, Володарем (сыном отравленного Ростислава), они в 1081 году захватили этот приазовский город, выгнав посадника, правившего там от имени черниговского князя.
Через два года другой изгой, Олег Святославич, о ком рассказ впереди, прогнал молодых хищников. Тогда они отправились в западную Русь и забрали себе (в 1084 г.) Владимир-Волынский, но и там продержались недолго — авантюристов выдавил Владимир Мономах.
После этого Давыд стал действовать изобретательней. Он обосновался в низовьях Днепра и стал грабить купеческие караваны, фактически блокировав всю киевскую торговлю с Византией. Этот шантаж оказался продуктивнее территориальных захватов. Великий князь предпочел договориться с неугомонным племянником и наконец дал ему собственную землю — маленькую Дорогобужскую волость.
Но на этот кусок зарился другой племянник, владимир-волынский князь Ярополк Изяславич. Он взбунтовался было против великого князя, но вновь пришел грозный Мономах — и Ярополк убежал в Польшу.