Читаем Часть Европы. От истоков до монгольского нашествия полностью

Суммируя сведения, почерпнутые из трех этих текстов, мы узнаем о ранних, «доисходных» славянах следующее.

Общественная структура у них была родо-племенная, и все важные дела решались на вече.

Поклонялись славяне пантеону богов, главным из которых почитался бог молнии. Перед рискованным предприятием или в час опасности они обещали богу щедрую жертву, но плату не авансировали, а вознаграждали божество «по факту» (эта предусмотрительность отчасти объясняет торговые таланты, которые проявятся у русославян, когда они окажутся на товарной магистрали «из варяг в греки»). Еще один обычай, который сыграет важную роль в истории восточноевропейской торговли, — необычайное (возможно, ритуальное) гостеприимство, удивляющее чужеземных хроникеров.

Ранние славяне (И. Сакуров)

Уже в то время эти язычники особенно чтили реки и мистических речных обитателей. Это может означать, что привязанность последующей миграции к водным путям имела не только практическую, но и сакральную причину. Плавали славяне в длинных узких лодках, выдалбливая их из древесных стволов. А еще речные жители умели прятаться под водой, дыша через тростинку — это искусство пригождалось во время охоты и войны.

Все авторы с неодобрением отмечают крайнее убожество славянских жилищ, но это несомненно объясняется тем, что поселения строились из расчета на недолгое использование. Истощение почвы заставляло род постоянно переселяться с места на место. Сеяли эти примитивные земледельцы в основном просо, гречиху, полбу. Рожь, ячмень и пшеница стали занимать важное место в рационе русославян, очевидно, уже после миграции. Хмельное медопитие было популярно с незапамятных времен; традиционным славянским промыслом считалось бортничество.

В «Стратегиконе» написано: «Жены же их целомудренны сверх всякой человеческой природы, так что многие из них кончину своих мужей почитают собственной смертью и добровольно удушают себя, не считая жизнью существование во вдовстве». Про высокую нравственность славянок читать приятно, но добровольность их самоубийств вызывает сомнения. Обычно у народов, где существовала сходная традиция, вдову к суициду подталкивало «общественное мнение», а иногда верность усопшему супругу достигалась и прямым принуждением.

Впрочем, о семейных и бытовых обыкновениях славян византийские авторы сообщают очень мало. Варвары интересовали их прежде всего как противники, то есть в сугубо военном смысле.

Например, император Маврикий рекомендует ходить в поход против славян исключительно зимой, когда те голодают, не могут спрятаться за густой листвой и убежать по снегу от конницы.

Он пишет, что язычники не знают военного строя и предпочитают атаковать из засад; лошадей у них мало; доспехов нет, да и одежды немного — иногда лишь «штаны, прикрывающие срам»; из оружия — два маленьких копья, тяжелый щит и смазанные ядом стрелы.

Вот, собственно, и вся более или менее достоверная информация о древних придунайских славянах, которой мы располагаем.

<p>Пращуры по прямой</p>

Гораздо больше нам известно о русославянах догосударственной эпохи. Они ближе к нам по времени, а главное — они представляли больше интереса для первых летописцев, непосредственных их потомков. Намного обширнее и количество археологических находок.

Различия между русославянскими племенами витиеватым романтическим слогом описал Карамзин:

«Поляне были образованнее других, кротки и тихи обычаем; стыдливость украшала их жен; брак издревле считался святою обязанностию между ними; мир и целомудрие господствовали в семействах.

Древляне же имели обычаи дикие, подобно зверям, с коими они жили среди лесов темных, питаясь всякою нечистотою; в распрях и ссорах убивали друг друга: не знали браков, основанных на взаимном согласии родителей и супругов, но уводили или похищали девиц.

Северяне, Радимичи и Вятичи уподоблялись нравами Древлянам; также не ведали ни целомудрия, ни союзов брачных; но молодые люди обоего пола сходились на игрища между селениями: женихи выбирали невест и без всяких обрядов соглашались жить с ними вместе; многоженство было у них в обыкновении».

Здесь уважаемый историк, возможно, слишком некритично придерживается версии «Повести временных лет», автор которой, по общему мнению, был полянином и превозносил свое колено превыше прочих.

Многоженство, кажется, было распространено у всех племен и сохранялось еще довольно долго после крещения Руси. Ссоры из-за похищения невест были одной из главных причин нескончаемых межродовых конфликтов. Со временем установился обычай выплачивать вено, выкуп за невесту, но это, очевидно, произошло довольно поздно, на стадии разрушения родо-племенной структуры, о чем разговор пойдет ниже.

Поначалу же очень важную роль в жизни рода играл старейшина — иногда его называли «князь» (я уже говорил, что это слово, родственное норманнскому «конунг», возможно, произошло от готского «куни»).

Перейти на страницу:

Все книги серии История Российского государства

Часть Азии. Ордынский период
Часть Азии. Ордынский период

«В биографии всякой страны есть главы красивые, ласкающие национальное самолюбие, и некрасивые, которые хочется забыть или мифологизировать. Эпоха монгольского владычества в русской истории – самая неприглядная. Это тяжелая травма исторической памяти: времена унижения, распада, потери собственной государственности. Писать и читать о событиях XIII–XV веков – занятие поначалу весьма депрессивное. Однако постепенно настроение меняется. Процесс зарубцевания ран, возрождения волнует и завораживает. В нем есть нечто от русской сказки: Русь окропили мертвой водой, затем живой – и она воскресла, да стала сильнее прежнего. Татаро-монгольское завоевание принесло много бед и страданий, но в то же время оно продемонстрировало жизнеспособность страны, которая выдержала ужасное испытание и сумела создать новую государственность вместо прежней, погибшей».Представляем вниманию читателей вторую книгу проекта Бориса Акунина «История Российского государства», в которой охвачены события от 1223 до 1462 года.

Борис Акунин

История

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное