Часть Европы. От истоков до монгольского нашествия

В 1870 году, откликаясь на ожесточенные баталии между «норманистами» и «антинорманистами» по поводу призвания/непризвания Рюрика, Салтыков-Щедрин написал пародийную повесть «История одного города», в которой желчно высмеял попытки благообразить отечественную историю. Россия предстает у Щедрина в образе некоего собирательного «города Глупова»: «…Родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается. Разница в том только состоит, что в Риме сияло нечестие, а у нас – благочестие, Рим заражало буйство, а нас – кротость, в Риме бушевала подлая чернь, а у нас – начальники».

Разумеется, у воинственно-патриотичной части читательской аудитории уподобление России «городу Глупову» вызвало негодование, автора обвиняли в глумлении над русским народом и русской историей. Но способность к самоиронии – одна из спасительных черт нашей культуры; без этих освежающих инъекций мы все давным-давно задохнулись бы от казенной патетики и сиропной сладости, всегда свойственных официальным трактовкам истории.

Вот как переиначивает Щедрин знакомый нам текст летописи: «Ни вероисповедания, ни образа правления эти племена не имели, заменяя все сие тем, что постоянно враждовали между собою. Заключали союзы, объявляли войны, мирились, клялись друг другу в дружбе и верности, когда же лгали, то прибавляли «да будет мне стыдно», и были наперед уверены, что «стыд глаза не выест». Таким образом взаимно разорили они свои земли, взаимно надругались над своими женами и девами и в то же время гордились тем, что радушны и гостеприимны. Но когда дошли до того, что ободрали на лепешки кору с последней сосны, когда не стало ни жен, ни дев, и нечем было «людской завод» продолжать, тогда головотяпы первые взялись за ум…» (и отправились искать в чужих землях хоть какого-нибудь князя).

В одном из списков «Повести временных лет» есть забавное прибавление к каноническому тексту о том, что никто из варяжских князей долго не желал отправляться к новгородцам: «Они же бояхуся зверинаго их обычая и нрава, и едва избрашася три браты». (Замечу не из уязвленного патриотизма, а во имя исторической справедливости, что варяги IX века вряд ли могли устрашиться славянских обычаев, ибо существовали в еще более грубых условиях). У Щедрина эта короткая вставка развернута в целый диалог между послами и князем:

«– А пришли мы к твоей княжеской светлости вот что объявить: много мы промеж себя убивств чинили, много друг дружке разорений и наругательств делали, а все правды у нас нет. Иди и володей нами!

– А у кого, спрошу вас, вы допрежь сего из князей, братьев моих, с поклоном были?

– А были мы у одного князя глупого, да у другого князя глупого ж – и те володеть нами не похотели!

– Ладно. Володеть вами я желаю, – сказал князь, – а чтоб идти к вам жить – не пойду! Потому вы живете звериным обычаем…»

Здесь любопытно то, что Щедрин предугадал появившуюся гораздо позднее гипотезу о том, что Рёрик Ютландский, уже став новгородским князем, и после этого бóльшую часть времени проводил в Западной Европе.