Часть игры

Ему было неизвестно, является ли его хозяин настоящим Мандарином или же его называют так из-за диалекта, на котором он предпочитал говорить. Он знал, что хозяин владеет многими языками. Он слышал, как он говорил на английском, французском, немецком и даже обращался к работавшим на него индусам на примитивном диалекте хинди.

Несмотря на огромные деньги, проходящие через его руки, хозяин вел скромную жизнь. Цзян по крупицам собрал информацию о том, что он принадлежал к более крупной организации и, возможно, даже возглавлял ее. Он подозревал, что львиная доля денег возвращается обратно на его родину и используется для закупки оружия, чтобы противостоять вторжению японских псов, опустошивших Нанкин.

— Так значит, этот жалкий отпрыск червя требует половину прибыли от игорного бизнеса? Желает — как он там выразился — войти в игру?

— Да, великолепнейший.

Хозяин прикрыл глаза.

— Войти в игру… войти в игру… Что ж, мы, несомненно, можем исполнить его желание.

Несколько мгновений, проведенных в молчании, Цзян чувствовал себя сбитым с толку. Хозяин… уступает требованиям этого таракана? Невероятно! И все же его слова…

Бросив взгляд вверх, он увидел, что глаза хозяина снова открылись, а на тонких губах играет еле заметная улыбка.

— Да, именно. Мы сделаем так, чтобы он стал частью игры.

Цзяну уже случалось видеть эту улыбку. И он знал, что обычно за ней следовало. Цзяну оставалось только порадоваться, что он не детектив Соренсон.

* * *

Хэнк взял свой двубортный смокинг и придирчиво его изучил, особое внимание уделяя широким атласным лацканам. Пятен нет. Отлично. Можно еще несколько раз его надеть, прежде чем отправить в чистку.

Как всегда, он поразился тому, насколько неуместно смотрелся смокинг в его ободранной двухкомнатной квартирке. Но иначе и не могло быть. Он отдал за него месячную квартплату.

Все для Луанны.

Эта крошка обходилась ему в целое состояние. Проблема заключалась в том, что у него не было состояния. Однако игровой бизнес Чайнатауна это исправит.

Он покачал головой. В свое время, когда он был еще неопытным вымогателем, Хэнку и в голову не пришло бы провернуть такое дело. И если бы не Луанна, он не решился бы на это и сейчас.

Но женщина меняет все. Женщина может вывернуть тебя наизнанку и поставить с ног на голову.

И Луанна была как раз из таких.

Он вспомнил, как впервые увидел ее в клубе «Серендипити». Это походило на удар под дых. Не просто красотка; увидев ее, можно было потерять голову. А затем она подошла к микрофону и… Этот ангельский голос!

Хэнк услышал, как она поет «I’ve Got You Under My Skin» — и пропал. Раньше он сотни раз слышал эту песню по радио в исполнении Дорис Лессинг, но Луанна… Ему тогда показалось, что она поет только для него.

Хэнк остался до конца выступления. Когда она ушла со сцены, он последовал за ней — вида полицейского значка было достаточно, чтобы тип, охраняющий выход за кулисы, его пропустил, — и пригласил на свидание. Коп не был простым поклонником, поэтому она согласилась.

Хэнк из кожи вон лез, чтобы произвести на Луанну впечатление, и на данный момент они раз шесть вместе выходили в город. Но Луанна не позволила ему зайти дальше. Он знал, что был не единственный, с кем она встречается (пару раз видел ее с богатыми бездельниками), но Хэнк не любил делиться. Однако для того, чтобы получить ее в свое личное распоряжение, требовались деньги. Много денег.

И он собирался их раздобыть. Получить надежный источник дохода.

Хэнк зевнул. Строя из себя кутилу по ночам и копа днем, он совсем не высыпался.

Он упал на кровать, перекатился на спину и закрыл глаза. Луанна будет выступать только через пару часов, так что будет не лишним вздремнуть. Он уже начинал засыпать, когда неожиданно ощутил в левом плече острую боль, словно его ткнули шилом для колки льда.

Вскочив с кровати, Хэнк почувствовал, как что-то извивается у него под рубашкой. Он сунул руку и наткнулся на маленькие лапки — множество маленьких лапок. Борясь с приступом тошноты, Хэнк поймал эту штуку и потянул. Она вырывалась и извивалась у него в руке, но держалась крепко. Тогда он стиснул зубы и дернул.

Тварь отцепилась, и его плечо немедленно взорвалось невообразимой болью, вынудившей Хэнка повалиться на колени. Он выронил извивающуюся тварь и схватился за горящее огнем плечо, куда словно приложили раскаленный уголек. Сквозь слезы он смутно разглядел алую многоножку как минимум восьми дюймов длиной, которая поспешно удалялась.

— Какого черта?..

Хэнк протянул руку в поисках чего-нибудь — чего угодно, — чем можно было бы ее прибить. Схватил туфлю и с силой опустил ее на насекомое. Каблук пришелся на заднюю половину многоножки и с хрустом ее раздавил. Передняя половина дернулась, начала бешено метаться, затем оторвалась и проскочила под дверь в коридор, прежде чем Хэнк успел еще раз замахнуться.

Что за черт! Боль в плече была невыносимой.

Он убрал руку и увидел на ней кровь. Немного, но этого было достаточно. Хэнк с трудом поднялся и пошел в крошечную ванную комнату. Яркая лампочка над старым пятнистым зеркалом высветила капельки пота у него на лбу.