Часть их боли

После отбытия гостя в дверь графа постучали. Вошел слуга, который известил, что хозяин замка требует его к себе. Поднявшись, Филипп последовал за молчаливым вампиром. Блеклый свет едва лился сквозь высокие, но узкие коридорные окна, но не оседал вниз. Там колыхалась тьма, по которой графа и вели в другое крыло. В дверях покоев он столкнулся с еще одним слугой, выносящим на руках иссушенный труп. Голова юной девушки была запрокинута; рубаху ее жадно разорвали выше живота, оголив вместе с лебединой шеей и белоснежную грудь. В глубине темной комнаты, где не лежало ни единого ковра и все было холодным и пустым, как склеп, сидел на постели Летэ. Он вытирал полными пальцами свои мясистые губы, доводя их до обычной мертвой белизны.

В углу, в кресле, сидела, сложив руки на коленях, Асска. Она не шевелилась и даже будто не дышала, лишь едва повернула голову, когда гость вошел. Этой бледностью и неподвижностью она походила на саму комнату и своего супруга. Красота ее оживала красками лишь среди роз и под лучами солнца, да и то ненадолго.

Филипп поклонился им обоим.

– Вы звали, – сказал он.

Вместо того чтобы подойти к своему вассалу, Летэ двинулся к Асске. Его грузное тело колыхалось под мантией. Подойдя, он покровительственным жестом вытер толстым пальцем губы Асски, где еще виднелись следы крови. Затем взял ее черный локон, лежащий у тонкой шейки, прокатил его между пальцами и, не отрывая от него взора, произнес:

– Они согласились – у них нет выбора. На этом твоя роль стража карты заканчивается. Ты сделал достаточно.

– Сир’ес, – заметил граф. – Я до совета и на самом совете был назначен вами хранителем карты до обмена.

– Обмен скоро случится… Очень скоро…

Волоча за собой черное длинное одеяние, Летэ прошел от своей дочери обратно до постели и замер напротив Филиппа, уставив на него свой взор. Глаза его, серо-синие, казались пустыми, будто высеченными из камня рукой скульптора.

Он медленно вытянул вперед руку, требуя карту.

– Демона устраивают договоренности, к которым мы пришли, – произнес он. – И он не станет их рушить. Не станет и пытаться отнять карту. Так что твоя роль закончена, Филипп, и ты можешь вернуться в Брасо-Дэнто. Там ты нужнее…

– В войне всегда нужно готовиться к худшей подлости со стороны противника…

– Отнюдь… Мы заключили с демоном уговор, после которого весьма ясно, что его интересует честный обмен. Демону нет нужды рисковать, если он и так получит свое.

Летэ опять едва заметно тряхнул рукой. Звякнул его пылающим красным браслет. Повинуясь порыву почтения, Филиппу пришлось склонить свою седую голову, почти касаясь груди подбородком, но он не уступил, лишь положил на сердце руку, как бы предупреждая.

– Ты – мой вассал, – напомнил глава.

– А вы – мой сюзерен. Я помню об этом, сир’ес! Но сейчас меня с вами, помимо священной клятвы на крови, которую давал мой предок Куррон фон де Тастемара, связывает и ваша собственная клятва, данная вами на суде. Согласно ей, я буду носителем вплоть до завершения обмена. Вы уже имели возможность убедиться, что я держу клятвы. И если я увижу опасность для того, что мне было вверено, я без промедления все сделаю как должно. Так разве клятвам не должно иметь крепость?

И он поднял голову, встретившись прямым, испытующим взором с Летэ. Летэ молчал. Он понимал, что сам себя загнал в угол своей клятвой, пусть и не на крови. Некоторое время он раздумывал, рассматривая Филиппа тяжелым, будто прибивающим к земле взглядом, в котором отражались сменяющие друг друга эпохи.

– Хорошо… Иди… Иди, храни карту, как я тебе повелевал.

Филипп покинул холодные покои, подходящие скорее для упокоения мертвеца, нежели для жизни и сна. Вслед ему посмотрела вечно юная Асска, едва повернув голову, и ее черные локоны соскользнули с плеча и упали на спину. Затем она повернула вспыхнувшее любопытством лицо уже к своему господину, но тот никак не отреагировал – лишь остался стоять, будто мраморная статуя.

* * *

Теперь граф чувствовал уже не нарастающую тревогу, а ясную беду. Привычно коснувшись груди, он направился скорым шагом к Горрону де Донталю.

Вошел без стука. Махнув, отослал всех присутствующих слуг. Затем снова вслушался в коридор, но прислуга, уже ведающая, что граф обладает на редкость чутким слухом, благоразумно удалилась. Граф нашел герцога лежащим в постели и сложившим руки на груди. Он отдыхал, пытаясь восстановить силы, ибо предчувствовал, что пытка Гейонешем может оказаться не последней.

Филипп присел на край кровати.

– Говорить можете? – спросил он жестким голосом.

– Смогу… – произнес Горрон.

– Скоро обмен с новыми условиями. Наш глава пытался забрать у меня карту под явно обманным предлогом. – Тут голос его стал глуше: – Вы знаете, какова суть новых условий.

После затянувшейся паузы Горрон вздохнул.