Часть их боли

– Ах, вспомни 347-ю асу! – Дзаба улыбнулся и прищурился, как обычно щурятся южане, с ласковой хитростью.

– «Чтобы взрастить цветок, надобно сначала посеять семя…»

– И мудрейший занят этим! Он сеет семена нашей победы в приближающейся осаде. Поверь, как только появится возможность, я вас познакомлю: ты очень достойный вампир. Я много рассказывал ему о тебе, друг, и о твоей помощи. А мы всегда помним добро, которое для нас сделали. Знай это! Но пока я, увы, не могу представить тебя. Он в вечных заботах.

– Но что именно он строит?

– Не могу сказать. Все держится в великом секрете, друг мой. Дождись. Песчаный цветок взойдет! Но это нечто грандиозное! Не зря мудрейшего называли Строителем, способным сотворить то, что не делали до него. Пока принцесса Бадба восславляет нас, нося в себе Владыку владык, мудрейший кует нашу славу, прокладывая для Владыки владык путь победы.

– Кстати, где же сама принцесса Бадба? Ее здесь не будет?

– Нет. Ее долг – носить дитя!

– Хм, что ж, выходит за все месяцы беременности она ни разу не покинула свои покои?

– Так велит долг, – улыбнулся консул, уверенный в том, что для девочки нет большего блага, чем родить великое чадо.

Юлиан кивнул, соглашаясь, потому что не согласиться со столь фанатичным мастрийцем зачастую означало встать в один ряд с его врагами. А к врагам мастрийцы всегда относились с особой жестокостью. Но про себя аристократ нахмурился. Да, он понимал причину содержания принцессы под строжайшей охраной, но не принимал. Как ни крути, это заточение в клетке.

До немногих присутствующих донесся шум платьев. В сад явилась королева со своей свитой.

– Ваше Величество, – поклонились чиновники. Все ждали, что первым привычно поздоровается консул Дзабанайя, но в движениях Дзабы чувствовалась раздраженная медлительность по отношению к королеве.

Впереди всей процессии шла именно королева, и лицо ее при дневном свете казалось мертвенно-бледным – его нещадно напудрили. Вокруг ее головы под платком выделялись витые у висков косы. И с такими же косами, точь-в-точь, за ней явились напоминающие пташек юные фрейлины, старающиеся не отставать, но и ни в коем случае не обгонять, а идти чуть позади.

Наурика присела в большое кресло, подбитое бархатом, на бархатные алые подушки. Окружившие ее фрейлины отошли к назначенным им местам. Оглядев присутствующих и скользнув пренебрежительным взором по консулу Дзабе, королева увидела Юлиана, приглашенного ею же, и покровительство улыбнулась.

Однако ситуация не благоволила к общению. Очень гулко застучали чудные барабаны – наккары, завезенные из южных далей мастрийскими музыкантами. А следом спешно запели трубы, соревнуясь в причудливости звуков.

Пора было рассаживаться. Все вокруг заторопились.

К Юлиану подошел помощник церемониймейстера и, беспрестанно кланяясь, вежливо сообщил: для Ралмантона подготовили особое место. Тогда Юлиан отсел от Дзабы куда ему показали. К удивлению, он обнаружил, что его разместили не посреди чиновников на мужской половине этих импровизированных трибун, а где-то с краю – его кресло соприкасалось с креслами фрейлин. Тут же рядышком, справа от него, буквально впорхнула в кресло тоненькая девушка с фарфоровыми щечками. В этой повзрослевшей особе узнавалась милая Оскуриль, племянница Дайрика Обарая.

Большие барабаны стали отбивать ритмичную мелодию. Нежно запела южная бронзовая флейта, принося в осенний Элегиар звуки мастрийских желтых песков. В такт барабанам задвигались люди в слишком легких для осенней погоды одеждах, – их цветные костюмы с бахромой подхватывались ветром, колыхались от ритмичных движений, напоминающих танец змей. Затанцевали рядом суккубы, и их хвосты были продолжением тел, грациозно обвиваясь вокруг во время мягких движений.

Пока Юлиан делал вид, что наслаждается зрелищем, Оскуриль бросала на него частые, но кроткие и мимолетные взгляды. Ее укрывал легкий платок, который она накинула, чтобы подражать мерзнущим фрейлинам, которые были людьми. Но стоило фрейлине похлопать от удовольствия в ладоши после красивого танца, как платок скатился с одного плеча, маленького, но округлого. Со следующим порывом ветра, будто завершающим дело, он соскользнул и со второго плечика. Не успел он упасть наземь, как Юлиан двумя пальцами подхватил воздушную материю и под благодарным робким взглядом вернул ее владелице.

– Спасибо вам, почтенный, – шепнула она.

– Пожалуйста, – ответил он.

Если бы в этот момент на них вновь не поглядела королева, Юлиан мог бы счесть это случайностью. Однако в женских хитрых уловках он уже весьма разбирался. А потому ему оставалось лишь вздохнуть и попытаться сосредоточиться на танце: он начинал подозревать, зачем его сюда пригласили. Ну а Оскуриль, видя, что на нее больше не смотрят, печально опустила длинные ресницы, укрыв ими серые глазки, и некоторое время глядела себе под ноги.