Читаем Часть речи полностью

Часть речи

Осенний вечер. Якобы с Каменой.Увы, не поднимающей чела.Не в первый раз. В такие вечеравсе в радость, даже хор краснознаменный.Сегодня, превращаясь во вчера,себя не утруждает переменойпера, бумаги, жижицы пельменной,изделия хромого бочараиз Гамбурга. К подержанным вещам,имеющим царапины и пятна,у времени чуть больше, вероятно,доверия, чем к свежим овощам.Смерть, скрипнув дверью, станет на паркетев посадском, молью траченом жакете.

XI

Лязг ножниц, ощущение озноба.Рок, жадный до каракуля с овцы,что брачные, что царские венцыснимает с нас. И головы особо.Прощай, юнцы, их гордые отцы,разводы, клятвы верности до гроба.Мозг чувствует, как башня небоскреба,в которой не общаются жильцы.Так пьянствуют в Сиаме близнецы,где пьет один, забуревают — оба.Никто не прокричал тебе «Атас!»И ты не знала «я одна, а вас…»,глуша латынью потолок и Бога,увы, Мари, как выговорить «много».

XII

Что делает Историю? — Тела.Искусство? — Обезглавленное тело.Взять Шиллера: Истории влетелоот Шиллера. Мари, ты не ждала,что немец, закусивши удила,поднимет старое, по сути, дело:ему-то вообще какое дело,кому дала ты или не дала?Но, может, как любая немчура,наш Фридрих сам страшился топора.А во-вторых, скажу тебе, на светеничем (вообрази это), опричьИскусства, твои стати не постичь.Историю отдай Елизавете.

XIII

Баран трясет кудряшками (они же— руно), вдыхая запахи травы.Вокруг Гленкорны, Дугласы и иже.В тот день их речи были таковы:«Ей отрубили голову. Увы».«Представьте, как рассердятся в Париже».«Французы? Из-за чьей-то головы?Вот если бы ей тяпнули пониже…»«Так не мужик ведь. Вышла в неглиже».«Ну, это, как хотите, не основа…»«Бесстыдство! Как просвечивала жэ!»«Что ж, платья, может, не было иного».«Да, русским лучше; взять хоть Иванова:звучит как баба в каждом падеже».

XIV

Любовь сильней разлуки, но разлукадлинней любви. Чем статнее гранит,тем явственней отсутствие ланити прочего. Плюс запаха и звука.Пусть ног тебе не вскидывать в зенит:на то и камень (это ли не мука?),но то, что страсть, как Шива шестирука,бессильна — юбку, он не извинит.Не от того, что столько утекловоды и крови (если б голубая!),но от тоски расстегиваться врозьвоздвиг бы я не камень, но стекло,Мари, как воплощение гудбаяи взгляда, проникающего сквозь.