Часть вторая. Свидетельство Густава Аниаса Хорна (Книга вторая)

Позже он сказал: «Он счастлив, у него есть дети. Вы же несчастливы, у вас есть только ваше искусство». — И опять мне не пришлось отвечать.

В другой раз: «Вы странный человек. От великих людей исходит возбуждающий импульс, воздействующий на нас, обывателей. Вы страдаете; но вы сами выбрали такой жребий».

В последнее время Льен, неосознанно, намекал на пропасть отчуждения, разверзшуюся между ним и мною. Ему во мне не хватает чего-то: потому что я не Тутайн. Прежде он, не отдавая себе в этом отчета, воспринимал меня как половину двойного существа; Льена привлекала человечность Тутайна; да и внешний облик моего друга всегда открывался его глазам как нечто прекрасное. Моя же сущность была насквозь проникнута соседством Тутайна (соки его крови тоже оставили во мне след); но твердые Тутайновы формы не собрались во мне в одно целое, их свечение — изнутри наружу — оставалось более тусклым. Я, сам по себе, привлекателен для Льена лишь наполовину; и крепкий чай казался бы ему вкуснее, если бы Тутайн сидел рядом. И хотя ветеринар никогда не желал от нас ничего, кроме скупого обмена словами, недолгой игры на рояле, поджаренных ломтиков хлеба, масла и меда и чая — и никогда не отважился бы попросить того же, но в больших количествах, или чего-то другого, — все-таки в его представлении эти непритязательные удовольствия были неразрывно связаны с присутствием Тутайна. Само его присутствие, возможно, и было подлинной радостью. Это не значит, что я, как отдельная личность, ни на что не годился или даже препятствовал такой радости; я готов признать: моя роль заключалась в том, чтобы быть приятным дополнением к Тутайну. Но теперь Тутайна нет. Главная часть отсутствует. Льен это ощущает. Он никого не винит. И все же чай стал не таким вкусным, как прежде. Моя музыка — еще менее понятной. Моя одинокая жизнь покрывает пыльным налетом радость от совместно проведенных часов.