Части целого

— И жить монахиней? Я люблю секс. Переспала с уймой мужиков и намереваюсь продолжать в том же духе. Тот, кто рассуждает о чувственности человеческих существ, но исключает из их числа женщин, должен как-нибудь остаться у меня на ночь, тогда он поймет, что к чему.

— Я не говорю, что ты обязана жить монахиней, заведи себе любовника, как это принято во Франции.

— Неплохая мысль. Но где найти любовника без каких-либо условий?

— Ну… только с ходу не отказывайся — как насчет меня?

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что ты мне как сын.

— Ничего подобного. Мы больше похожи на двоюродных брата и сестру, которые тайком присматриваются друг к другу.

— Я к тебе не присматриваюсь.

— Так подумай об этом.

— А что с твоей подружкой?

— Думаю, у нас с ней кончено. Понимаешь, мне требуется поддержка человека, которому я мог бы довериться. И если мы станем любовниками, это произойдет само собой.

— Джаспер, я не хочу.

— На это есть определенная причина?

— Да.

— Ты спала с кем-нибудь в качестве жеста доброй воли?

— Разумеется.

— А из сострадания?

— Чаще, чем в других случаях.

— Я не возражаю против благотворительного траха.

— Давай переменим тему.

— Не знал, что ты такая эгоистичная и несговорчивая. Ты же целый год добровольно работала в Армии спасения.

— Собирать деньги по домам не значит трахаться направо и налево.

Мы зашли в тупик. Нет, это я оказался в тупике.

— Пошли, глупыш, — позвала Анук, и под ее предводительством мы отправились в сиднейское казино.

Его внутреннее убранство выглядело так, словно это был незаконнорожденный ребенок Вегаса в подгузниках и этот ребенок грохнулся с лестницы и разбил себе голову о лопату. За карточными столами и у покер-автоматов сидели с тупым видом доведенные до отчаяния мужчины и женщины. Как мне показалось, они не получали от игры никакого удовольствия. Глядя на них, я вспомнил казино, прославившееся тем, что его клиенты, пока играли, держали детей запертыми в машинах. Оставалось надеяться, что эти унылые, разочарованные люди приспустили стекла, перед тем как сесть за стол, чтобы набивать арендными деньгами карман государства, загребавшего огромные прибыли и отдававшего из них обратно обществу всего полпроцента на консультационные службы для игроков.

— Они здесь, — шепнула Анук.

Она указала на толпу папарацци, бизнесменов и политиков. Семидесятилетний Рейнолд Хоббс в квадратных очках в металлической оправе и с идеально круглой головой Чарли Брауна [42]последовал совету консультантов, что для его общественного имиджа было бы полезно, если бы он попытался выставить себя «обыкновенным парнем, как все», и поэтому ссутулился за столом, где играли в «двадцать одно» минимум по десяточке. По его уныло сгорбленным плечам можно было предположить, что во время последнего кона он потерял состояние. Мы с Анук подошли ближе. Может быть, в Австралии не было человека богаче Хоббса, но свои деньги он явно нажил не игрой.

Его сын, Оскар, в нескольких метрах от отца испытывал счастье у покер-автомата, держась при этом так прямо, как умеют лишь знаменитости, рискующие в любой момент быть сфотографированными, — не ковырял в носу и не чесал гениталии. Я поспешно сделал себе строгое предупреждение: не смей сравнивать его жизнь со своей! У тебя нет ни малейшего шанса. Я оглянулся вокруг в поисках подходящего объекта для сравнения. Вот то, что надо: старикашка, зубов немного, волос еще меньше, на шее фурункул, нос как раковина моллюска. Он-то и станет моим якорем. Иначе быть беде — мне не выдержать сравнения с Оскаром Хоббсом, за которым закрепилась слава самого удачного ловеласа. Я тайно читал бульварные газеты и наблюдал длинную череду его красивых подружек — завидную череду. Такие были сладкие цыпочки, что можно отъесть собственную руку до локтя. И он их трахал. Я не мог об этом думать. Но он был не из тех, кто слыл завсегдатаем тусовок, — его не видели на открытиях художественных выставок и в списках первых приглашенных на кинопремьеры. Лишь иногда край его подбородка попадал в объектив репортеров светской хроники воскресных газет, но и по подбородку было понятно, что его застали врасплох, как вора, попавшего в банке в зону камеры видеонаблюдения. Но женщины! Посмотрев на их снимки, я бежал к себе в спальню и рвал от зависти подушку. Кстати, не раз раздирал в клочья, а это очень непросто — попробуйте сами.

— И как ты хочешь его зацепить? — спросил я Анук.

— Надо атаковать на два фронта. Кто-то возьмет отца, кто-то сына.

— Ничего не получится.

— Кем хочешь заняться: Рейнолдом или Оскаром?

— Ни тем, ни другим. Но предпочитаю Рейнолда. Тем более что собираюсь его кое о чем спросить.

— Ладно. Но что мне сказать сыну? Как начать разговор?

— Не знаю. Сделай вид, что вы когда-то встречались.

— Он решит, что я таким способом пытаюсь с ним познакомиться.

— Тогда оскорби его.

— Оскорбить?

— Препарируй, как ты умеешь это делать. Объясни, что не в порядке с его душой.

— Откуда мне знать, что не в порядке с его душой?

— Придумай. Скажи, что на его душе такое пятно, которое только размазывается, когда пытаешься его стереть.

— Нет, не пойдет.