Части целого

Взяв такси, я всю дорогу твердил себе, что, когда приеду к Гарри, надо действовать очень, очень осторожно. Гарри меня любил, и я его тоже, но это вовсе не означало, что он не способен всадить мне пулю промеж глаз. Ничего не поделаешь, такова природа любви. Я опустил в машине стекло. Воздух был неестественно неподвижен, как в комнате без окон. Ни малейшего дуновения. Словно герметично запечатали люк в мир, и мы все оказались запертыми изнутри.

Я постучал условным стуком, затем не совсем условным, таким, каким мог бы постучать любой другой человек. Выкрикнул имя Гарри, выкрикнул извинения, но кричал напрасно. Его не было дома. Что было делать? Мимо катилось такси, я махнул шоферу рукой, отправился обратно в город и там, в сильном смятении чувств, бродил по улицам. От царящей суеты у меня закружилась голова, и мне стало досадно, что, кроме меня, никто не казался потерянным. Может быть, кое-кто был немного грустным и одиноким, но все знали, куда они шли. Я нарочно натыкался на прохожих в бессознательной надежде ощутить на себе что-нибудь вроде симпатии. Лица горожан принимают в высшей степени жестокий и безразличный вид, если глядеть на них сквозь пелену своего личного кризиса. Угнетает, что никто и не подумает задержаться, взять тебя за руку.

Я зашел в бар «Вид на парк», занял место у стойки, и меня нисколько не смущало, что передо мной не было никакого вида на парк. Заказал пиво. Из радиоприемника лилась песня — радостная, любовная мелодия, совсем не соответствовавшая моему настроению. Я быстро осушил кружку. Паб был пуст, если не считать двух старых пьяниц. Они спорили по поводу какого-то человека по имени Газза. Один из стариков утверждал, что Газзу совсем затюкала новая жена, другой считал, что, наоборот, это Газза ее как следует приструнил. Но результат был таков: он стал реже появляться в пабе, а без Газзы здесь было совершенно не то. Я печально кивал и смотрел в пустую кружку, будто она меня кровно обидела.

Затем по радио стали передавать новости. Я насторожился. Скрывающийся от правосудия Терри Дин написал скандальную книгу. В ней он учит будущих преступников, как нарушать закон. Последняя информация: издателя «Учебника преступления» взяли под арест.

Вот как! Стэнли арестовали! И к лучшему: он хотя бы на некоторое время убережется от Гарри. Но я предположил, что долго его за решеткой не продержат. Если полицейские не способны арестовать того, за кем гоняются, они тешат себя тем, что хватают кого-нибудь, кто был с ним связан.

Пока я размышлял, каково Стэнли за решеткой и что за мной, как за доверенным редактором автора, могут тоже придти, поступило новое сообщение: сбежавший из тюрьмы Гарри Уэст, вооружившись до зубов, забрался на верхушку моста через бухту и грозит спрыгнуть в воду. Репортер предположил, как могут развиваться события: если Гарри Уэст разобьется насмерть, он станет первым, кто совершил самоубийство, бросившись с Сиднейского моста. Да, в этом был смысл. Терри украл у него демократический кооператив, а Стэнли увел из-под носа «Учебник преступления». Гарри страстно желал оставить после себя наследие — хоть какое-нибудь. Первый человек, прыгнувший с Сиднейского моста в присутствии радио- и телерепортеров, — это кое-что. Не зря он взял с собой целый арсенал. Попробуй его кто-нибудь опередить, он застрелит его, не подпустив к краю.

Я выскочил из паба, бросился на ходу в такси и помчался к мосту. Конечно, у меня был шанс получить пулю, но я должен был объяснить Гарри, что произошла ошибка, которую можно через день или два исправить. У меня было тошнотворное предчувствие, что на мосту случится нечто ужасное. Гарри собирается броситься с высоты в водный простор — это казалось неизбежным. Но, зная его, я понимал, что он постарается прихватить с собой как можно больше душ. Чтобы вся бухта окрасилась кровью.

Полуденное солнце било в глаза, однако сквозь марево я увидел впереди мост. Полицейские блокировали въезды с обеих сторон и чесали затылки, не зная, как поступить с теми, кто застрял на середине. Они отчаянно пытались регулировать движение, но вокруг царил полный хаос. Мне даже показалось, что один сбитый с толку коп указывал прямо в воду.

Когда я вылезал в пробке из машины, таксист дал мне ясно понять: он недоволен, что мы так неожиданно разрываем наши отношения. Со всех сторон нас окружали люди в форме: полицейские, пожарные, врачи «скорой помощи» — их машины и машины журналистов лезли сквозь затор вперед. Служба спасения пребывала в замешательстве — никто не знал, что должен делать. Тот, кто мог стать жертвой, был одновременно правонарушителем, и это приводило в замешательство. С одной стороны, у человека был пистолет, нос другой, он угрожал применить его только в отношении самого себя. Появлялось желание сбить его пулей с моста, но кто возьмется стрелять в потенциального самоубийцу? Именно этого он и хотел.