Частицы бытия

После этого случая дружеское рукоприкладство (например, щелбаны в мой лоб при проигрыше в шашки или шахматы) со стороны приятелей совершенно прекратились. Но разве я смогу забыть, как мои закадычные друзья, взяв меня в плен во время игры в казаки-разбойники, однажды устроили мне допрос с пыткой. Вовка пару раз хлестнул по моим голым ногам крапивой и, увидев, что я, сдержавшись изо всех сил, не заревела, окончательно вошёл в роль закоренелого бандита и вдобавок укусил меня за палец. Тут уж слёзы брызнули во все стороны, но опять не у меня, а у Лёнчика, который, поразившись жестокости друга, кинулся на мою защиту. Они, пыхтя, катались по траве, а я, подвывая от боли в пальце, пыталась растащить их. Потом мы все трое стояли по колено в речке, остужая мои ошпаренные крапивой ноги, и придумывали, как объяснить Вовкиной маме, почему у его пиджака оторвался рукав.

Когда нам исполнилось по четырнадцать лет, у меня появился кавалер – наш участковый, парень лет двадцати. В клубе он настойчиво приглашал меня на танец, угощал конфетами, говорил какие-то глупости, а мои верные друзья мрачно смотрели на нас из какого-нибудь угла. Сами они никогда не приглашали меня танцевать и вообще не танцевали. Видимо, в этом возрасте танцы для них были глупейшим занятием, а я обожала подвигаться под музыку. Когда мой кавалер после танцев провожал меня домой, два моих приятеля на приличном расстоянии следовали за нами, как бы я ни ругалась с ними, требуя, чтобы они прекратили сопровождать меня повсюду. И всякий раз, как мой ухажёр робко обнимал меня за плечи, позади раздавалось презрительное посвистыванье и невнятные угрозы. Вскоре кавалера моего куда-то откомандировали, Лёнчик уехал учиться в ПТУ, а мы с Вовкой пошли в среднюю школу, которая находилась в восьми километрах от нашего села, в другом посёлке. И тут я влюбилась.

* * *

Два раза в неделю (в понедельник и в субботу) мы ехали на попутках, а чаще топали пешком в посёлок (и из него), раскинувшийся по берегам довольно глубокой реки; через неё нам приходилось переправляться на пароме, чтобы попасть в школу. Народу на берегу всегда было много, особенно «скубентов», как называл школьников вечно пьяный паромщик. Пока ждали переправы, общались на всю катушку. Обязательно находился у кого-нибудь транзистор, настроенный на «Маяк», а то и гармошка или гитара. Тогда устраивались танцы, и всем было весело без вина.

Новая школа мне очень понравилась, хотя жизнь мою здесь с самого начала лёгкой назвать было нельзя. Учителя наши оказались замечательными людьми, все, кроме одного. Молодой физик Алексей Сергеевич произвёл на женскую половину нашего с Вовкой нового класса неотразимое впечатление: атлетическая фигура, безукоризненный костюм, модный галстук, красивое кукольное лицо. Он был похож на артиста с обложки очень популярного среди старшеклассниц журнала «Советский экран». Девчонки млели, глядя, как Алексей Сергеевич выписывает на доске формулы, и зубрили физику больше, чем какой-либо другой предмет. А мне не нравился его слащавый голос, его манера поправлять на моей груди комсомольский значок и обнимать за плечи, когда он склонялся над моей тетрадью, чтобы проверить, как я решаю задачи. Всякий раз, как Алексей Сергеевич это делал, я слышала, что сидящий позади меня Вовка начинал тяжело дышать и стучать под партой ботинками. В классном журнале по физике у Вовки «тройки» часто перемежались с «двойками», у меня практически в каждой клеточке стояли «пятёрки». В конце октября идиллия закончилась.

Однажды во время урока Алексей Сергеевич, объясняя новый материал, увидел в приоткрытую дверь класса, как из лаборантской удирают запертые там им в наказание шестиклассники (он был у них классным руководителем). Прервав объяснение, Алексей Сергеевич приказал моим одноклассникам догнать беглецов, наподдавать им хорошенько и запереть их снова. Ну, разве могла я, недавно прочитавшая «Педагогическую поэму» Макаренко, усидеть спокойно после всего этого?! Конечно, нет. Я вскочила и, глядя физику прямо в его кукольные глаза, решительно заявила:

– Алексей Сергеич, это непедагогично!

Рванувшиеся, было, к дверям парни замерли на месте. Лицо учителя стало свекольным.

– Что-о? – полушёпотом переспросил он.

Я повторила свои слова. Тогда Алексей Сергеевич вытянул по направлению к двери длинный палец холёной руки и завизжал по-поросячьи:

– Во-о-н!

Я гордо удалилась, а со мной и мальчишки, отказавшиеся выполнять приказ. Парни гурьбой отправились в школьный сад курить, а я пошла на берег реки, села на скамью и бездумно стала смотреть, как плывут по тёмной осенней воде жёлтые листья. Вдруг кто-то подошёл и сел рядом. Повернув голову, я увидела карие глаза с длинными, как у девчонки, ресницами и буйные смоляные кудри. Парень, белозубо улыбнувшись, предложил мне свой пиджак. Я его накинула на плечи – в одном свитере мне было холодновато. Так я влюбилась в Серёжку из 10 «В».

* * *