Частицы магии. Огонь

– Конечно хороший, – тараторил Клаус, все сильнее надавливая на рану. – Самый хороший. Ян, какой ты дурак… Ян держись, не умирай.

– Агата… Цела? – едва слышно спросил пластинчатый.

Клаус судорожно закивал.

– Да-да, все целы. Все живы. И ты будешь жив. Ты будешь жив. Нельзя умирать по два раза за день. Слышишь? Слышишь меня?

Пластинчатый повернул голову и посмотрел на брата из полуопущенных век.

– Клаус… – прошептал он бледнеющими губами.

Потом Ян замолчал. Реальность накрыла ледяной волной, внутри все упало, хотела броситься к ним, помочь. Сделать хоть что-нибудь. Человек, подмирец, который казался последним оплотом предательства за секунду переменился и бросился под пулю, чтобы защитить меня. Я вдруг поняла, что Клаус всегда видел в брате только хорошее, несмотря на все разногласия.

Я сделала шаг к ним, намереваясь сделать все, что в моих силах, но локоть сжали прохладные пальцы.

Когда оглянулась и подняла затравленный взгляд на Лодина, тот произнес:

– Цветок, Агата. Это не наш мир, не наша боль.

– Тогда почему я ее чувствую? – прошептала я, ощущая, как рыдания сдавили горло.

Лодин повторил:

– Цветок. Ты должна.

– Я всегда кому-то что-то должна, – произнесла я бесцветным голосом.

Что-то острое и страшное разрывало грудь. Если бы во мне взорвался вулкан, не испытала бы и части того, что убивало меня вместе с тем, как этого подмирского предателя покидала жизнь.

Стараясь не смотреть на Клауса, не слушать, как он просит брата не умирать, потерпеть, дождаться помощи, я шагнула через в силовой столб. Тело охватила легкость и невесомость, какая бывает лишь, когда воспламенюсь. Если бы не боль, разрывающая душу на части, могла бы обрадоваться. Но сейчас даже горящая, как смоляной факел кожа, только заставила катиться лаву из глаз.

Я протянула руку к цветку, тот опустился в ладонь, легонько покалывая пальцы. Когда вышла из силового столба, голова Яна запрокинулась, но Клаус все еще надавливает на рану, пытаясь остановить кровотечение.

– Он умер? – выдавила я.

– Нет, – дрожащим голосом проговорил Клаус. – Еще нет…

Подошел Лодин. Дайне и Гленне приближаться к подмирцам он тоже не разрешил, несмотря на то, что они были местными. Велел оставить их наедине с горем, и не мешать творить подмирскую магию, если она может помочь.

Но она не помогала. Я видела, что не помогала. Даже Фил не стал мешать Клаусу проститься с братом и сидит у зарослей рогоза, поджав ноги.

– Положите руки на цветок, – приказал Лодин неожиданно властно и серьезно.

Гленна и Дайна подчинились, а я пару секунд ждала знака свыше, знамения, чего угодно, что могло бы изменить ход вещей, подарить надежду.

– Агата? – произнес Лодин.

Я судорожно вздохнула, бросив исполненный боли взгляд на подмирцев, накрыла второй ладонью цветок.

Поднялся ветер. Мощный, свирепый, какой бывает суровыми зимними вечерами. Волосы Лодина поднялись, заветрелись ураганом, глаза потемнели, а через секунду нас, как пушинок, подняло над землей.

Когда опустила взгляд, вместо травы увидела окно, в котором блестит стеклянный пол, мерцают сиреневые кристаллы, а посреди зала Фарбус задрал голову и смотрит на нас.

– У вас получилось! – донесся его голос словно сквозь пелену. – Но кто эти девы?

– Это стихии, – гулко произнес Лодин. – Они рождены в Подмире и не могут пройти с нами.

Знак на лбу Фарбуса сверкнул, он кивнул.

– Не могут, – согласился он. – Разве что, если вам так хочется, вместо них в Подмире останетесь вы.

– Ну нет, – все так же гулко усмехнулся Лодин.

В голове вспыхнуло. Я оглянулась на Клауса, который все еще сжимает тело брата. Лицо Яна бледное, губы приоткрыты, лишь по слабому колыханию грудной клетки видно, еще жив.

Грудь обожгло, сердце забилось, как перепуганная белка в силках, я опустила взгляд и прокричала Фарбусу:

– Здесь умирает человек! Ты можешь его вылечить?

Фарбус на секунду растерялся, потом проговорил озадаченно:

– Если он еще жив, думаю, да. Я в моей власти исцелить любого живого. Но если он перейдет в Трехмирье с помощью цветка, кто-то должен остаться там…

Я вновь оглянулась на Клауса. Тот поднял на меня взгляд, полный непонимания вперемешку с обреченностью.

Снова повернувшись к Фарбусу, я спросила:

– Ты выполнишь обещание? Запрешь Ферала в Нижнем мире, что бы он не смел нападать ни на Звенящую долину, ни на любую другую.

Лицо Смотрителя приняло оскорбленное выражение.

– Если ты хотела меня унизить…

– Прости, – поспешно извинилась я. – Я не хотела… Фарбус, спаси этого человека. Спаси Черного Яна.

– Но тогда… – снова попытался сказать смотритель.

Я закончила:

– Я остаюсь.

Лодин ошпарил меня таким взглядом, которого прежде у него не было. В нем смешалось все, от страха, до бешенства. Свободной рукой он вцепился мне в локоть, голос прозвучал тихо, но напряженно.

– Агата, что ты делаешь? – спросил он. – Не известно, сможешь ли ты вернуться. Это опасно. И я не смогу тебя защитить.

Я посмотрела на него со всей нежностью, на какую может быть способен огонь и улыбнулась.