Частная коллекция ошибок

Самоваров с Настей томились вместе со всеми. Ольга вручила им то самое приглашение с портретом, что показывала Самоварову (на нем гений зажмурился, будто хватил кислого). Настя музыку любила и хотела во что бы то ни стало дождаться Парвицкого. Самоваров предлагал плюнуть и идти домой. Ему кружить в фойе было противно: приходилось смотреть на недавно отреставрированную лепнину стен и потолка. Маски сатиров и дев все как одна имели кривые рты и носы бульбой, то есть несли узнаваемые черты скульптора Фузеева, который руководил реставрацией. За это Самоваров ругал Фузеева плохими словами, а Настя смеялась.

Вдруг в тени за колоннами они заметили Ольгу Иннокентьевну Тюменцеву. Она была бледна, как тесто. С ее плеч свисала черная кружевная шаль, расшитая пайетками, что означало глубокий, неодолимый ужас. Вдобавок Ольга чуть ли не до бровей прикрывала лицо черным веером. Этот веер и мрачные блестки делали ее похожей на оперную героиню, которая должна в финале кого-нибудь пронзить бутафорским ножом.

— Ольга? Ты чего тут прячешься? — спросил Самоваров, подходя. — Народ на тебя косится — наверное, думает, это ты сделала с Парвицким что-то нехорошее и он застрял за сценой.

— Он здесь, — прошептала Ольга непослушными деревянными губами.

— Парвицкий? Говорят, у него что-то с сердцем, — наивно отозвалась Настя.

— Здесь Козлов! Тот самый эксперт! — округлила глаза Ольга. — Я уже два раза видела, как он прошел в служебную дверь и обратно. И всякий раз он мне улыбался. Вы бы видели, как двусмысленно улыбался! Потом явилась следовательница — именно та, что ведет дело об ограблении Галашина. Она заметила меня и тоже посмотрела как-то особенно.

— Тебе показалось.

— Коля, я не слабоумная, я все понимаю! Дальше еще хуже: отсюда унесли пальму в кадке. Если у Парвицкого сердечный приступ, как все говорят, зачем ему пальма? Что все это значит? Я чувствую, вокруг меня сжимается кольцо!

— Не преувеличивай, — сказал Самоваров тоном мудрой няньки. — Неужели концерт откладывают из-за тебя? Чушь! Все дело в Парвицком, это с ним что-то не так. Раз тебе некомфортно, уйди домой.

— Я не могу уйти: это будет выглядеть подозрительно. Я должна испить свою чашу до дна.

— Никому ты ничего не должна. Только пугаешь публику своим веером! Решила остаться — возьми себя в руки. Если эксперт пристанет к тебе с расспросами, не раскисай, сделай морду кирпичом. Тверди, что ошиблась, что с Коровиным тебя ввели в заблуждение, что тебе этот «Гурзуф» случайно показался хорошим, и так далее. Уходи в несознанку, как говорят блатные.

Настя слушала этот диалог, удивленно приподняв брови. Ольга схватила Самоварова за руку:

— Поговори с ним сам! Коля, ты так хладнокровен, так умен, так мужествен!

— Меня сюда приплетать не надо: это как раз будет выглядеть подозрительно.

Самоваров отстранился от Ольги, снял черные кисти ее шали со своего рукава и сказал тихо:

— Держись, Оля, не паникуй! Посмотри: Клиентов начеку. Это ведь он стоит вон там в розовом, с брошью на груди? Глаз, между прочим, с тебя не спускает, а потом будет врать на всех углах. Так что держи хвост морковкой, все будет хорошо, потому что…

— Так вот вы где, моя душка! — раздался вдруг неприятный скрипучий голос.

Виктор Дмитриевич Козлов шел прямо к ним сквозь толпу своей походкой танцора, хотя теперь стало заметно, что он немного припадает на правую ногу. Очевидно, воспоминания об утренней семге больше его не тревожили — он порозовел и улыбался очень широко.

— Я пропала, — шепнула Ольга и тоже улыбнулась. Черный веер бился в ее руке, как только что пойманная рыба.

— Рад, рад безмерно, что снова вижу вас! — воскликнул Виктор Дмитриевич, блеснув сначала очками, потом глазами, которые за выпуклыми стеклами казались огромными, как у героев Диснея. — Друзья мои, я вас огорчу! Мне хочется похитить у вас прекрасную даму!

Он схватил Ольгу под руку, хотя эту руку она попыталась спрятать за спину. Ее бледное лицо сделалось жалким и невыразительным, как у кролика. Она взмахнула веером и двинулась с Козловым вдоль филармонической стены.

— Что все это значит? — спросила изумленная Настя. — Что за тайны? При чем тут Коровин? Значит, все правда… А кто этот смешной старик?

Самоварову пришлось вкратце и без особо компрометирующих Ольгу деталей все рассказать жене. На это ушло минут десять. Насте было интересно, зато остальная публика маялась и роптала. Некоторые успели сбегать к администратору и в кассу, чтобы поскандалить. Скандалистам вернули деньги за билеты (говорят, кто-то показал кассирше газовый пистолет), и они разъехались по ресторанам и ночным клубам.

Однако основная масса меломанов не сдавалась. Они желали видеть и слышать своего кумира. Они же пустили слух, что Парвицкий скончался.

— Чепуха, — сказал опытный в подобных делах Самоваров. — Тогда бы нас отправили по домам. Значит, надежда есть.

— А зачем сюда приехала следовательница? Та, что ищет картины? — не понимала Настя. — Может, они где-то здесь спрятаны? В кадке с пальмой, которую унесли?