— Я потом наедине тебе исполню. От всей души, — мрачно проговорил Эрик.
Шуля тут же подобрался, хищно осклабился, готовый съязвить в ответ, но потасовки не вышло — у Эрика загудел сотовый. Звонила мать. Он поднялся, начал выбираться из-за стола.
— Что? Кто звонит? — всполошилась Юлька, потянув его за рукав, но он будто и не услышал. — Эрик! Ты же вернёшься?
Он и не думал пока уходить, просто вышел в коридор, чтобы ответить на звонок.
И минуты не прошло — следом выскочила Юлька. Повернула в сторону лестницы с таким видом, будто собралась мчаться сломя голову на пожар. Однако увидев его в двух шагах от двери, остановилась на лету, захлопала глазами, смутилась и, развернувшись, пошла в противоположную сторону, к полукруглому балкону в конце коридора. Распахнула стеклянную дверь, впустив запахи улицы и вой чьей-то сигнализации.
Затем показался и Шулепов, повертел головой. Увидев Эрика, скривился. Потом заметил на балконе Юлькин силуэт и двинулся туда.
— Ну к двенадцати ты хотя бы вернёшься? — спрашивала мать.
— Наверное… я постараюсь.
— Я волнуюсь… почему-то тревожно на душе… какое-то нехорошее предчувствие…
Вообще-то мать никогда не пыталась его контролировать. Никогда не квохтала над ним, не навязывала какие-то правила, взгляды, запреты. Ни разу он от неё не слышал: нельзя, не смей, не вздумай. Ни за одну выходку она его не ругала, даже слова не сказала. Могла, разве что, огорчиться и сникнуть, но как раз огорчить её он боялся больше каких-либо запретов.
Но иногда на неё вдруг находило. Ни с того ни с сего начинала тревожиться, переживать, что с ним случится какая-нибудь беда… вот как сегодня.
— Да не волнуйся, мам, — успокаивал её Эрик. — Всё со мной хорошо. Тут наши, Юлька тут… Ну что может случиться?
— Да, наверное…
После разговора с матерью Эрик тоже решил заглянуть на балкон, где Юлька так до сих пор и торчала. Стояла бы она там одна — не пошёл бы. В последнее время его тяготило оставаться с ней наедине. Но сейчас на неё явно наседал Шулепов. И, похоже, даже руки начал распускать. Приобнять норовил. Надо было спасать подругу.
Балконная дверь была закрыта неплотно, и подходя Эрик слышал, как Юлька, повысив голос, отбивалась от Шулепова:
— Да убери ты от меня руки, Шуля! Что тебе от меня надо?
— А то ты не понимаешь! Юлька, да стой ты… Я же не просто так. Я реально с тобой хочу… ну, замутить. Серьёзно. Ты мне нравишься. Очень сильно нравишься. Скажи, что мне сделать — я сделаю. Я всё для тебя сделаю.
— Шуля, просто отстань, а? Мне правда не до тебя.
— А до кого? До него, да? До этого твоего психованного ублюдка? До этого сраного молдавского гастера?
— Не говори так про него!
Эрик вышел на балкон, но ни Руслан, ни Юлька его не заметили, увлечённые перепалкой. Балкон занимал всю крышу над центральным входом клуба и сообщался ещё с одним коридором.
— А кто он? — фыркнул Шуля. — Прынц голубых кровей? Только мамашка у него поломойка, молдавская гастерша, значит, и он…
Эрик ускорил шаг. В висках заколотился пульс.
— Да мне всё равно! Мне плевать, кем его мама работает…
— Плевать тебе… Так и ему тоже плевать — на тебя. Дура, ты даже не видишь, что ты ему нафиг не сдалась. Ты за ним как собачонка бегаешь… Смотреть противно, как ты стелешься перед Маринеску, как унижаешься… Ещё было б перед кем… Ты ему уже дала?
— Дурак! Больной дурак!
— А…
Шулепов больше ничего не успел сказать. Первый же удар сбил его с ног.
— Эрик, пожалуйста, не надо! — верещала Юлька, глядя, как он, сидя сверху поверженного Шули, лупит его кулаком. — Эрик, прошу, остановись!
Она подскочила, схватила его за руку.
— Пожалуйста! Оставь его!
Ярость схлынула. Накатила брезгливость.
— Всё я, всё, — выдернул он руку и поднялся. Но Юлька всё равно вцепилась в него, словно боялась, что тот снова сорвётся.
Кряхтя и сплёвывая кровь, медленно встал Шуля. Сначала на четвереньки, потом, опираясь о балюстраду, поднялся на ноги. Покачиваясь, побрёл к дверям. Не оборачиваясь, бросил через плечо:
— Ты — труп, Маринеску.
5
Юлька тотчас прижалась к Эрику, словно боялась, что тот кинется вдогонку с кулаками. Но он убрал её руки, подошёл к балюстраде и облокотился. Внизу, во дворе перед клубом толпился народ: болтали, курили, смеялись. Кто-то входил, кто-то выходил.
Эрик подумал, что и ему пора бы домой. Но тут Юлька опять пристроилась рядом.
— Не знаю, что на него нашло, — пробормотала она.
— Нашло? — усмехнулся Эрик. — Да он всегда такой.
— Да, с тобой, почему-то да, такой… — согласилась Юлька, потом повернулась к нему. — Не будем о нём. А вот ты — молодец.
Эрик покосился на неё.
— Я? С чего это?
— Ну, что пришёл и… что заступился. И вообще…
— Ерунда.
— Нет! Не ерунда! — горячо возразила Юлька. — Ты всегда за меня заступаешься. Я от этого… ну, просто не знаю… хочу плакать и смеяться одновременно.
Эрик покачал головой. Детский сад какой-то, ей-богу. Но Юлька возбуждённо продолжала: