Частная школа (СИ)

История всегда ей нравилась, но сегодня Дина едва высидела урок. Боковым зрением видела, как на неё поглядывал Маринеску, только теперь его взгляды не волновали, как утром, а вызывали глухую злость. На эту Катю она и вовсе смотреть не могла. Безумно хотелось высказать ей всё, что кипело внутри. Выразить брезгливость тихушной доносчице. Но ещё там, на скамье в липовой аллее, она решила, что не будет ничего ей делать. И высказывать ничего не будет. По крайней мере сейчас. Потому что спокойно сказать не сможет, а скандалить не хотелось. Это некрасиво, недостойно. Орущие девки, считала Дина, это всегда фу какое зрелище. Поэтому и сидела всю историю как изваяние, подавляя бурю в душе. К счастью, историк её не вызывал и вообще не трогал. Хотя мог бы, он тот ещё провокатор.

Однако когда урок закончился, Валентин Владимирович попросил её задержаться. Дина сразу поняла — из-за Лаврентьевны.

Как только аудитория опустела, куратор подошёл к ней и присел в своей фривольной манере на соседний стол полубоком. Несколько секунд смотрел на неё, хмурясь и покачивая при этом ногой в модном ботинке. Дина взгляд его выдержала с ледяной невозмутимостью.

— Это правда? — наконец заговорил куратор. — Ты вырвала страницу у Эрика?

— Да.

— И зачем?

— Просто так.

— Ну это же ерунда какая-то… — хмыкнул он. — Насолить ему хотела?

— Да, — процедила Дина, — насолить ему хотела.

Валентин Владимирович тяжело вздохнул.

— Эх, Дина, Дина. Ну, ты понимаешь, что только себе хуже сделала?

Дина молчала.

— Нина Лаврентьевна уже доложила директору. Так что идём сдаваться. За что ты, кстати, так на парня взъелась? Или это у тебя такой странный способ привлечь его внимание?

Дина хмуро взглянула на весельчака-куратора, но ничего не ответила. Ему только слово скажи — он ещё больше затроллит.

* * *

Отчасти Дине повезло — у Нонны Александровны возникли срочные дела. И времени на полноценную отповедь у неё не было. Поэтому она буквально на ходу, пока застёгивала жакет и складывала в кожаную папку какие-то бумаги, бросила пару фраз о том, какой глупый и непорядочный поступок совершила Дина.

Затем директриса остановилась прямо перед ней, пронзила насквозь своими глазами-буравчиками и холодно произнесла:

— Сегодня же, прямо сейчас, извинишься перед Маринеску. Валентин Владимирович, проследите. Каждую субботу в течение месяца помогаешь в библиотеке по два часа. И никаких поездок в город до октября.

Директриса уже собиралась выйти, но тут повернулась и, выставив указательный палец, добавила:

— Да, и вот что. Ты же в вашем классе староста, насколько мне известно? Думаю, тот, кто способен на такие мелкие пакости, не достоин быть старостой. Валентин Владимирович, выберите кого-то другого. Скажем, Олега Руденко.

— Но зачем сразу так… — подал голос куратор.

Однако стоило Нонне Александровне всего лишь взглянуть на него вопросительно, и он, безоговорочно капитулировав, замолк.

На этом директриса наконец ушла, не оглядываясь.

— Ну и кому ты в итоге насолила? — повернулся к ней куратор.

Вместо ответа Дина вложила ему в руку карточку — электронный ключ от большинства кабинетов в школе. Он повертел его в руках и сунул в карман щегольского пиджака.

— Ну что, подруга, пошли извиняться. Я его вызову с урока, ну, чтоб не при всех…

Дина шла как на голгофу, не в силах даже представить грядущий кошмар. Плевать ей на разжалование из старост, меньше забот только будет. Хотя обидно, конечно. И чёрт с ним, с городом. И лучше бы она у Амалии Викторовны хоть каждый день отрабатывала, только бы не извиняться перед Маринеску. Такое унижение она точно не вытерпит.

Если бы куратор не шёл рядом, она бы снова куда-нибудь сбежала, но тот шагал как конвоир. И хотя он предложил извиниться наедине, не перед классом, Дина видела — происходящее его очень забавляет. Он и улыбку-то не особо старался скрыть.

Они остановились возле кабинета физики, где сейчас шёл урок у одиннадцатого класса. Валентин Владимирович, приоткрыв дверь, заглянул в аудиторию, поприветствовал физика и попросил Маринеску выйти на минуту.

Дина слышала, как там, за дверью, приближались шаги. И слышала, как сердце бухало в груди всё быстрее и быстрее, разгоняя кровь. Лицо пылало, и ничего она с этим не могла поделать.

«Проклятая Чума, — думала Дина в отчаянии, — никогда не прощу ей этого унижения».

Вот Валентин Владимирович отступил назад, в коридор вышел Маринеску и прикрыл за собой дверь. Он перевёл недоуменный взгляд с куратора на Дину и обратно.

— Что? — спросил, нахмурившись.

— Дина хочет тебе кое-что сказать, — произнёс куратор.

Маринеску уставился на неё озадаченно, а у Дины язык словно к нёбу присох. Она смотрела на него, сгорая от стыда, и слова не могла вымолвить.

— Ну, Дина, — подтолкнул её легонько Валентин Владимирович. — Что ты там хотела сказать Эрику?

Дина молчала, понимая, что ни за что и никогда не сможет сказать ему «извини». Пусть Чума потом хоть что с ней делает, пусть хоть отчисляет, но извиняться она перед ним не станет. Пауза затягивалась, тогда Валентин Владимирович, поняв, что шоу не состоится, вздохнул с сожалением и сказал сам: