Начальники кушали хорошо. У меня приятель работал инструктором райкома партии. Хороший парень, решил меня подкормить и повел в ихнюю столовку на ул.Швецова. Мне так понравилось. Клюква в сахаре, харчо, гуляш с картофельным пюре, какао с плюшкой – и все это копеек на сорок, да так любезно – как родному. Свезло, что называется. Я все боялся, что меня расшифруют и побьют. Приятель предлагал: ты звони, будем вместе ходить сюда обедать. А я молодой был, глупый, – не воспользовался.
А однажды мне перепал праздничный «обкомовский набор» (через газету «Звезду», она тогда органом обкома КПСС была). На всю жизнь запомнил: подвывая от голода, семеню это я по улице основоположника научного коммунизма Карла Маркса, зажав в кулаке особый талончик, подхожу к Центральному гастроному, к хитрой дверке со двора, и там, в заднем проходе, получаю картонную коробку, а в ней… Погоди, дух переведу… Шампанское «Советское», шоколадные конфеты «Ассорти», икра красная, шпроты, кета, вырезка, колбаса копченая, мандарины, яблоки… Половины из этого я не видел никогда в жизни. А «им» – к каждому празднику. Вот в такое мы вляпались «равенство» и «братство» в конце концов.
А в Москве уже новые лозунги готовы: «демократизация» и «гласность». Конечно, народ в ответ даже не почесался: новая лапша на уши. Милиция тоже плевала на новый курс, напротив – перестала прятать дубинки. Раньше прятала, теперь по улицам пошла с дубинками. Народ немедленно прозвал их «демократизаторами».
Однако в толстых журналах появились невозможные прежде публикации Набокова, Булгакова, Ходасевича, Ахматовой. «Котлован» и «Чевенгур» Платонова.
Интересно стало читать газеты. Там Василий Белов рубился с аэробикой и рок-музыкой, как тот рыцарь с ветряками, – чудак, лучше бы прозу писал, проза у него превосходная, а публицистика – дрянь. Там пластались защитники «индивидуальной трудовой деятельности» с одной стороны и противники «нетрудовых доходов» с другой. Драматизм ситуации потрясающий. Я был против «рынка», озабочен его пагубным влиянием на личность (Фромма начитался), но в споре не участвовал (прозу писал).
В «Литературке» появилась статья провокационного содержания «Так ли плохо быть богатым?», творческие интеллигенты один за другим объявляли себя «обывателями» и гордо при этом смотрели по сторонам. Формировался новый стиль журналистики: всех начальников только по именам, как артистов, без отчеств. Горбачев разрешил – его же и развеличили первым. «Михаил Горбачев» поначалу звучало дико по сравнению со слащавым брежневизмом: «Дорогой Леонид Ильич».
По экранам кинотеатров пошли «полочные» фильмы: «Комиссар», «Одинокий голос человека», «Долгие проводы», «Интервенция», «История Аси Клячиной» – честные работы, но лучше сказать – правдивые. В них было очарование искренности и веры в правду – целомудренной веры без истерики и спецэффектов, дававшей силу жить.
Телевизор радовал свежестью встреч в Останкино, запомнился академик Лихачев и еще – молодой Юра Поляков, автор «Апофегея». Массового зрителя радовал итальянский сериал «Спрут» про смертельную схватку с мафией комиссара Катани (Микеле Плачидо) и советский – «Возвращение Будулая» с Михаем Волонтиром в главной роли и Кларой Лучко. Честность и свежесть, ненависть и любовь – восхитительная была атмосфера в эфире, жаль, не в жизни. Но и то вперед.
В жизни – модные штаны-«бананы». Фуксиновые леди – дамочки с голубыми волосами. Пластиковые пакеты «Мальборо», которые для дольшей сохранности усиливались изнутри нашими пляжными сумками.
В Перми в 1986 году ТЮЗ переехал в красивый особняк на ул.Большевистской (где раньше был драмтеатр). В ДК Гагарина заиграла фолк-рок группа «Дом». Гневно обличал империю лжи любительский рок, пермские группы: «Трест», «Парламент», «Акция». В Закамске громыхал «металлом» «Замок».
Первые компьютерные игры: «Реверси», «Ковбой» – и первые городские компьютерные клубы. Вот как выглядел наш город накануне компьютерного бума: в институтах – ИВЦ с электронно-вычислительными шкафами, пачки бумажных перфокарт и магнитные диски размером с тележное колесо. В типографиях – свинцовые литеры и пневмопочта. В бухгалтериях – деревянные счеты и калькуляторы с газоразрядными индикаторами. В магазинах – гремящие кассовые аппараты «Ока» и неоновые вывески: «Гастроном», «Универмаг». В учреждениях – электромеханические пишущие машинки «Ятрань» и бакинские кондиционеры в окнах. Слово «офис» еще не слыхали, как и много других слов.
Копировальная машина «Эра» (трехметровый динозаврище с двумя киловаттными фонарями по бокам, дышащий ацетоном) являлась спецобъектом с ограниченным допуском, защищалась железной дверью с сигнализацией. По-прежнему контрразведка глушила вражеские радиоголоса.