Датский историк Дяс. А. Андерсон, приехавший в Мертон с описанием обстрела Копенгагена в тот же самый день, когда вернулся и Нельсон, тоже отмечает его простые, естественные манеры. Гостя провели в «роскошные апартаменты, где (он) застал леди Гамильтон». Нельсона же поначалу он, примостившись у самой двери, «почти не заметил». На его светлости был «мундир, сверкающий различными рыцарскими знаками отличия… Он принял меня, — продолжает Андерсон, — чрезвычайно приветливо. Принесли кресла, его светлость сел между леди Гамильтон и мною, развернул на коленях мою рукопись, и беседа началась… Проникновенный взгляд как бы освещал его лицо, смягчал суровое выражение и в какой-то степени сглаживал резкие черты… Лорд Нельсон ничуть не кичится своим высоким положением. Чувство собственного достоинства, которое не может не быть присуще человеку такого калибра, сочетается у него с удивительной простотой».
По случаю приезда гостя из Дании Нельсон надел мундир и награды, но вообще-то в Мертоне он чаще носил штатское — колоритное сочетание зеленых бриджей, черных гетр, желтого жилета и голубого сюртука днем и темного вечером. По воспоминаниям сына Бенджамена Гольдшмида Лайонела, «странный малый лорд Нельсон» дома или в гостях у друзей об одежде думал меньше всего. Однажды в Рочемптоне Лайонел увидел, как он расхаживает с его матерью по просторной гостиной. «На нем был морской сюртук, светлые морские бриджи, шелковые чулки, явно не по размеру и потому не обтягивающие ноги, а свободно болтающиеся, туфли с высоким задником и на застежках».
Старым друзьям в Мертоне всегда были рады и по-прежнему не хотели иметь дело с «великими», за исключением герцога Кларенса, однажды приехавшего сюда из своего поместья «Буши-Парк». Впрочем, герцог церемоний не любил и вообще воспринимался скорее своим парнем, нежели членом королевской семьи. В прежние времени здесь по несколько дней гостили старые флотские товарищи, в том числе Фоли, Фримантл, Хэллоуэлл и Болл, правда, все без жен. Нередким гостем бывал и Харди, пусть даже ему приходились не по душе отношения Нельсона с леди Гамильтон
[55]. И все же по большей части за обеденным столом в Мертоне собирались члены семьи Нельсона, с ними он чувствовал себя хорошо и ничего не хотел менять в сложившемся распорядке жизни.Неловкость в обществе незнакомых людей, порой заставлявшая Нельсона вести себя в высшей степени неестественно и напыщенно, как-то бросилась в глаза герцогу Веллингтону: вернувшись недавно с почетной службы в Индии, герцог столкнулся с Нельсоном в приемной министра по делам колоний лорда Кастлири. Много лет спустя Веллингтон вспоминал встречу с «господином, в котором, благодаря сходству с портретами и отсутствию одной руки, (он) сразу узнал лорда Нельсона». «Меня он тогда не знал, — продолжает рассказывать герцог, — но сразу же завязал беседу, если, конечно, это можно назвать беседой, ибо говорил фактически он один и только о себе, что отдавало не только тщеславием, но и глупостью и сильно раздражало. Скорее всего какая-то реплика, которую мне удалось вставить, заставила его заинтересоваться собеседником: он сразу же вышел из приемной, очевидно, намереваясь выяснить у швейцара, кто же я такой, и когда через мгновенье вернулся, передо мною предстал совершенно иной человек, и по существу, и по манере поведения».
Его «шарлатанский стиль» куда-то испарился, и теперь, продолжал Веллингтон, «он говорил о положении в стране, о перспективах развития событий на континенте, обнаруживая и здравый смысл, и знание предмета. Министр заставил нас ждать довольно долго, и, эти пол- или три четверти часа оказались заняты интереснейшим общением. Окажись министр более пунктуальным… я бы, наверное, подобно другим, так и унес с собою впечатление о пустоватом и поверхностном малом, но, к счастью, мне хватило времени, чтобы убедиться, какая это выдающаяся личность. И разумеется, никогда, ни до, ни после, мне не приходилось наблюдать столь внезапного и полного превращения».
Визит к Кастлири явился лишь одним из многих, нанесенных Нельсоном в то лето целому ряду членов правительства, включая самого премьер-министра, чтобы поделиться соображениями о флотских делах. Война близилась к концу, и, поощряемый Эммой, уверявшей его, будто на ниве государственной службы он сможет сделать столь же выдающуюся карьеру, как и на море, Нельсон и впрямь временами подумывал, не обратиться ли ему к политике. В то же время партийную борьбу он ненавидел и сильно сожалел, когда, последовав совету Александра Дэвисона, поручил лорду Мойре голосовать в палате от своего имени.