Частная жизнь адмирала Нельсона

Звали его Уильям Локер — это был средний сын Джона Локера, служащего Кожевенной компании и ученого человека, отличавшегося, по суждению доктора Сэмюэла Джонсона, «выдающимися знаниями в области антиквариата и литературы». Как и отец, Локер-младший учился в Тейлоровской торговой школе и пятнадцатилетним подростком поступил на флот в качестве стюарда капитана. Он отличился в Семилетней войне с французами, где его ранило в ногу при абордаже вражеского капера недалеко от Аликанте. Достигнув ныне сорокашестилетнего возраста, грубовато-добродушный, храбрый и жизнерадостный офицер, собравший после выхода в отставку богатый материал по истории военно-морского флота, ходил, заметно припадая на одну ногу, и, как прежде, твердо верил, что решительные действия, в результате которых он получил ранение, — самый эффективный способ борьбы с противником. «Не отпускайте француза далеко от себя, — наставлял он молодых офицеров, — и вы всегда возьмете верх». Нельсон всегда восхищался им. «Я считаю себя вашим учеником, — говорил он много лет спустя. — Вы научили меня брать французов на абордаж… и моя единственная заслуга состоит в том, что учеником я оказался хорошим. Только смерть может положить конец нашей дружбе».

Не желая расставаться с юным лейтенантом, капитан Локер решил, невзирая на болезненный вид Нельсона, не списывать его на берег. Так Нельсон и отплыл на фрегате «Ловестов», оставив свой незаконченный портрет в студии художника Джона Фрэнсиса Риго, итальянца по рождению, осевшего несколько лет назад в Англии и избранного в 1772 году членом-корреспондентом Королевской академии живописи [7].

Как Локер и рассчитывал, Нельсон вскоре оправился и уже к ноябрю окреп настолько, что сумел проявить столь характерное для него рвение при поимке во время шторма американского торгового судна. Обычно в подобной ситуации премия достается первому лейтенанту, но, видно, столь сильное волнение на море его смутило, он замешкался, и капитан Локер, раздраженный его медлительностью, а также опасаясь потерять и премию, и едва ли не идущую на дно шлюпку, ожидавшую первого лейтенанта, закричал: «Неужели здесь нет никого, кто хотел бы получить премиальные?» В ответ на прозвучавший крик души к сходням бросился старший помощник. Он уже готовился спрыгнуть в раскачивающуюся на волнах шлюпку, как Нельсон с возгласом «Моя очередь!» его упредил, перемахнув через борт, и, выказав недюжинное мастерство, справился с опасным делом.

«Данный эпизод часто приходит мне на память, — писал он с плохо скрываемым самодовольством. — Я знаю за собою это свойство: чем труднее и опаснее ситуация, тем больше мне хочется с нею справиться».

Ко времени, когда случился «данный эпизод», молодой лейтенант и его нынешний начальник успели тесно сдружиться, с удовольствием ведя долгие беседы на пути через Атлантику. По прибытии на Ямайку, где капитана Локера срочно отправили на берег с тяжелейшим приступом малярии, Нельсон дружески напутствовал его самым теплым образом, добавив в конце (вряд ли тем самым чрезмерно ободрив капитана): «Буде произойдет — не дай, конечно, Бог — непоправимое, вы можете быть уверены: я приложу все усилия к тому, чтобы ваше имущество благополучно дошло до миссис Локер… этой замечательной женщины… я хочу сказать, о той его части, от которой вы решите не избавляться».

По выздоровлении капитан Локер, демонстрируя веру в любимца-лейтенанта и вопреки обыкновению, назначил того командиром захваченной шхуны и рассыпался в похвалах, как некогда капитан Марк Робинсон, начальник конвоя, с которым Нельсон раньше плавал исполняющим обязанности лейтенанта. Робинсон же — о чем Нельсон всегда с гордостью вспоминал — говорил: «Когда Нельсон на палубе (в качестве вахтенного офицера), я чувствую себя спокойным».