Частная жизнь адмирала Нельсона

А ведь Нельсон знал — Херберт богат. Правда, и расходы, «должно быть, велики, ведь дом его всегда открыт любому и всякому и встречает он гостей чрезвычайно щедро». Однако же и денег у него немерено. «Множество поместий на острове у него в закладе, — рассуждает Нельсон, — а рабы, возделывающие его собственные земли, и скот оцениваются в 60 тысяч фунтов. Примерно раз в семь лет он отправляет в Англию 500 бочек сахара… А поскольку он сам говорит — в том числе и мне при первой же встрече, — будто считает племянницу родной дочерью, у меня нет никаких оснований сомневаться — он обеспечит ее самым достойным образом».

Тем не менее определенного ответа на этот счет он не получил. А когда Нельсон во время довольно напряженного разговора подвел-таки собеседника к интересующей его теме, тот отделался ничего не значащими словами и никаких обязательств на себя не взял. Да, племянница после его смерти будет обеспечена: она получит 20 тысяч фунтов, а если отлученная от дома дочь умрет раньше отца, то и больше — унаследует едва ли не всю его собственность. Но при жизни — нет: огромные расходы не дают мистеру Херберту возможности выплачивать племяннице сколько-нибудь значительные суммы. Самое большее, что он может себе позволить, — 200–300 фунтов в год. Да и такой расход для него затруднителен, во всяком случае до выхода в отставку, а она последует лишь через восемнадцать месяцев.

В общем, судя по всему, Нельсону придется зарабатывать самому. «Мне нужны премиальные», — говорил он Коллингвуду. Но поскольку в мирное время рассчитывать на них трудно, он обратился к собственному дяде — как и тогда, когда собирался жениться на мисс Эндрюс. Но, рассказывая родственнику о новой невесте, он несколько приврал — убавил ей пять лет.

«Наверное, читая эти строки, — пишет он, — Вы сперва улыбнетесь и скажете: «Ох уж этот Горацио, вечно он влюблен в кого-нибудь»… Я сказал (мистеру Херберту), что беден, как Иов. Он ответил — я все равно ему нравлюсь, и семья у меня хорошая, а это весьма немаловажно… К кому же мне обратиться, как не к Вам?.. Поверьте, мое счастье ныне в

Ваших руках: даже если Вы не можете дать мне денег безвозмездно, уверен, Вы не усомнитесь — при малейшей возможности я верну их любому из членов Вашей семьи. Кажется, Херберт, покуда жив, готов выплачивать Фрэнсис 200–300 фунтов в год. Если Вы сможете выделять мне ежегодно по 100 фунтов в течение некоторого времени, либо дадите 1000 разом, то осчастливите двух молодых людей, которые до конца дней своих будут за Вас молиться. Надеюсь, Вы откликнетесь на эту просьбу, иначе сердце мое будет разбито».

В нетерпеливом ожидании явно задерживающегося ответа Нельсон вернулся к службе. Теперь его назначили временно исполняющим обязанности начальника базы — ведь сэр Ричард Хыоз отправился домой следом за женой, которой изменял налево и направо после ее отъезда, и дочерью, вышедшей-таки в конце концов замуж, осчастливив некоего майора Джона Брауна из 67-го полка.

Из Барбадоса, Доминики, Антигуа, других мест, где приходилось бывать по службе, Нельсон продолжал забрасывать Фанни Нисбет письмами, повествуя о трудностях, с какими столкнулся, отыскивая для нее шляпку для конной выездки, об успешной покупке серого попугая (хотя и не красноперки, о которой она просила), о скандале, затеянном настройщиком при транспортировке ее рояля на Сент-Китс, жалуясь на одиночество, «москитов и тоску» и лихорадку, буквально сводящую его с ума, заверяя ее в своих чувствах и в том, что исключительно ради нее он так заботится о своем здоровье и каждое утро пьет бульон и козье молоко, не забывая добавить, конечно, как он по ней скучает и жаждет снова увидеться как можно скорее.

«Ничего мне не хочется так, как быть рядом с Вами. Брачные узы, супружеское счастье — вот самое главное мое желание, — пишет Нельсон. — Что ни день, я благодарю Всевышнего, открывшего мне глаза на Вас. Не сомневаюсь, таким образом Он меня благословил… Не материальный интерес, не какой-то случайный порыв, приносящие многим так много горя, — нас, мне кажется, сближает истинное чувство».

«Последуй я Вашему совету и не погонись за американцами, находился бы сейчас рядом с Вами, — пишет Нельсон в другом, отдающем некоторым самодовольством письме. — Но в таком случае мне пришлось бы пренебречь своим долгом, а ведь, по-моему, те чувства, какие Вы ко мне испытываете, не позволили бы Вам желать этого. Долг — главное для морского офицера. Перед ним, как это ни болезненно, должно отступить все личное».

Наконец в другом письме, скорее всего не особенно порадовавшем Фрэнсис, Нельсон сообщает о том, как угнетен он известием о смерти мужа дорогой миссис Мутри и отказом адмиралтейства выделить ей пенсию: «Не могу найти слов для выражения ей сострадания и уверен — с Вашим-то добрым сердцем Вы целиком разделяете мои чувства! Что может ранить сильнее, чем беда добродетельной женщины? И если сочувствие хоть как-то способно облегчить боль и страдания сей замечательной женщины, то в нем она недостатка не испытывает. Не сомневаюсь, Вы полюбите ее с первого же взгляда».