Частная жизнь адмирала Нельсона

Брюэс оставался на палубе. Ему оторвало обе ноги, и от дальнейших мучений и позора поражения его избавил осколок ядра, положивший конец земному пути адмирала. Капитан флагманского корабля, Луис де Касабланка, чьи страдания будут впоследствии запечатлены весьма плодовитой поэтессой Фелицией Доротеей Эманс, упрямо отказывался покидать квартердек в отчаянной надежде спасти десятилетнего сына Жака, не только раненного, но и попавшего в огненный плен на нижней палубе. Мальчика впоследствии видели в море цепляющимся за обломок главной мачты, но ни он, ни его отец не пережили этой ночи.

Наблюдая, по собственным словам, «величественное и ужасное зрелище» — гигантский корабль, охваченный огнем, — Ральф Миллер вместе с несколькими другими капитанами английских судов поспешил перерезать якорные цепи и отойти от «Востока» подальше — нетрудно представить себе, какой ужасающей силы раздастся взрыв, едва огонь доберется до пороховых погребов. В то же время Бенджамен Хэллоуэлл, командир «Стремительного», продолжал посылать ядро за ядром в эпицентр бушующего пламени. Надеясь, что когда «Восток» взлетит на воздух, обломки дерева взрывом пронесет поверх его мачт, Хэллоуэлл распорядился все же полить палубу и держать наготове полные ведра, на тот случай, если горящие куски упадут на нее.

Вскоре после десяти вечера «Восток» развалился на части. Взрыв оказался так силен, что французские пехотинцы, расквартированные в городке Розетта, находившемся в десяти милях отсюда, с удивлением переглянулись. Останки корабля и людей, оснастка и орудия, обломки дерева и металла — все взлетело в небо и рухнуло либо в море, либо на палубу ближайших к месту катастрофы судов.

На несколько мгновений наступила тишина, оборванная возобновившимся огнем английской артиллерии. Затем стрельба вновь замолкла, но ненадолго — одиночные выстрелы звучали до трех утра. Матросы едва держались на ногах. «Мои люди настолько измучены, — писал капитан Миллер, — что, едва вытравив запасной якорь, рухнули прямо на палубу и заснули в самых немыслимых позах. К тому времени с момента начала сражения, не оставлявшего им ни секунды покоя, прошло почти двенадцать часов».

Нельсон приказал капитанам сохраняющих боеспособность судов продолжать огонь, но таковых осталось немного. «Каллоден» все еще никак не мог сойти с мели, «Франклин» потерял фок-мачту, «Беллерофон» получил тяжелые пробоины, а двести человек из его команды были убиты или ранены. На борту «Маджестика» умирал капитан Уэскотт — мушкетной пулей ему разворотило горло. Когда два французских военных корабля, «Щедрый» и «Вильгельм Телль», в сопровождении двух фрегатов, перерезали якорные цепи и направились в открытое море, вдогонку за ними смог пуститься лишь «Рьяный», но и он вскоре получил приказ прекратить погоню. Сражение закончилось, оставив после себя «ужасающее зрелище», как писал впоследствии один из членов экипажа «Голиафа»: «Всю поверхность залива покрывали искалеченные, обожженные человеческие тела, на которых уцелели только рваные штаны». Британские потери составили двести человек убитыми и семьсот ранеными; французские, но подсчетам Нельсона, в шесть раз больше: 1700 убитых, множество утонувших либо обгоревших до смерти и полторы тысячи раненых. Три тысячи — взяты в плен. «Палуба выглядит как настоящая бойня, — сообщает капитан «Решительного» Дэвид Гулд (речь идет о захваченном им французском корабле «Завоеватель», но примерно то же и так же писали в своих донесениях или письмах другие). — Капитан умирает. Наши фок-мачта и грот-мачта повреждены. В особенно плохом состоянии, как докладывают, первая. Но пишу я с радостью. Одержана славная победа». И это чистая правда: из тринадцати французских линейных судов, участвовавших в сражении, девять были захвачены в плен, два сожжены, и только двум удалось уйти. Из четырех фрегатов один сожгли и один потопили.

Утром второго августа бледный, осунувшийся, с повязкой на лбу, Нельсон под дружные крики «ура» появился на палубе и тут же вернулся к своему донесению, начатому накануне такими словами: «Милорд, Господь всемогущий благословил оружие Его Величества большой победой над неприятельским флотом, атакованным мною на закате 1 августа в устье Нила». За вычетом Берри и смертельно раненного Уэскотта, Нельсон в докладе не упомянул никого из капитанов, ограничившись замечанием об их умелых действиях «вкупе с личной доблестью, как и доблестью всех без исключения офицеров и матросов, достойных самой высокой оценки. Будь в моих силах добавить что-либо к этой характеристике, я бы с удовольствием сделал это, но не находится слов».