Пиво бутылочное было в «чебурашках» с наклейкой полумесяцем, 37 коп. с посудой. Розливное пиво таскали бидонами, канистрами, но чаще всего — стеклянными 3-литровыми банками под полиэтиленовой крышкой, 44 коп. за литр мутного суррогата без названия. Его еще надо было найти. По утрам встречные мужики с банками обменивались информацией о пройденных пивных «точках». Найдя источник, стояли в очереди и час, и два, и три. Очередь за пивом с утра, это вообще — русский «сюр»: что за рожи, что за одеяния! А что за концерты! Постой-ка с «люмпенами» два часа с похмелья да под палящим солнцем — фантастом станешь, третьим Стругацким, вторым Лемом, Лецем и Лехой Валенсой еще до кучи.
На работе в 83-м за дисциплину взялись: Андропов приказал. Завели журналы прихода-ухода, начальники встали у дверей — ловить опоздавших, вахтеры помолодели — пришло их время, настал их звездный час, они теперь главнее начальника — если что, напишут куда надо, что он попустительствует, и будет начальнику клизма. Никто не работал — все только соблюдали и отчитывались. Несколько месяцев по струнке ходили. Потом стали забывать журналы заполнять, потом и вовсе потеряли их нечаянно… Штраф за безбилетный проезд в том году нам увеличили втрое: три рубля стал — стократная стоимость проезда на трамвае. Работа контролеров была вредной — теперь стала опасной.
Новость: из Афганистана «дембеля» возвращаются с травмированной психикой. Ну, для пермяков это — пустяки. Вот, к примеру, у меня знакомый из тюрьмы вышел, так он как водки хлебнет — вообще дикий делается: глаза белые, фиксы вперед и вилкой машет: «Всех порешу, суки!». И таких в нашем арестантском городе бродили сотни. Так что психами нас не удивить, мы сами психи. Вот «груз 200» — это что-то новое…
1984. Последний год «застоя»
Последний год «застоя» — 1984. Все нарывы созрели. В моде словечки: «левак» — шабашник; «шабашка» — левая работа; «халтура» — плохо сделанная работа; «халтурка» — шабашка, которую можно сделать плохо.
Все мысли вокруг этого. Летучая фраза: «Где бы ни работать — лишь бы не работать».
Пьяные исповеди на кухне надоели до чертиков. Какой-то рокер по фамилии Цой выискался: «Перемен! Мы ждем перемен!». Чудак. Всем же ясно: никаких перемен не будет НИКОГДА.
Теперь-то мы знаем: то был последний год. Уже следующей осенью повеселеет центральное телевидение и оживут центральные газеты. Еще через год появятся умные и честные книги, одновременно повылазят откуда-то в невероятном количестве хитрые и жадные сволочи, и такая у нас начнется с ними интересная жизнь…
Все шло к тому давно и неотвратимо, властям ничего уже не оставалось, как разрешать, разрешать… Запретить они ничего больше не могли, пытались — не помогало. Система прогнила, народ распустился, техника и та работала против советской власти: сокращала расстояния, сближала континенты, выводила людей из-под контроля. В 1984 году появились в продаже первые отечественные видеомагнитофоны «Электроника ВМ-12» (а с ними — и первое порно), любители строили самодельные персональные компьютеры (из телевизора «Юность» и магнитофона «Ритм»), громоздили на балконах самодельные спутниковые антенны. В деревнях появились первые частные трактора! Горбачёв мог быть, мог и не быть, мог объявлять «перестройку», мог и не объявлять ее — все перемены состоялись явочным порядком, они не могли не состояться.
Но мы-то этого не знали. Мы чувствовали смрад. Вот похоронили Андропова. Новый генсек Черненко — тоже на ладан дышит. Вояка Устинов увяз в Афганистане… Стоп! В Афганистане увязли наши ребята, а министр обороны Устинов нежился в Москве, — люди роптали, уже не оглядываясь на «стукачей». Наш «ограниченный контингент», похоже, воевал сам за себя. Одна бессмыслица нагромождалась на другую: зачем-то ввели зенитно-ракетную бригаду. Опомнились, начали выводить — опять бестолковщина: в тоннеле 16 солдат задохнулись от выхлопных газов собственной техники. Скрыть это уже не удавалось.
Мне это напоминает сегодняшний[2]
день, наших подводников. Тоже — «геройская» смерть по чьей-то глупости. Понятие «героизма» извратили при Брежневе — советском супергерое, образце для подражания. Неужели навсегда?