Частная жизнь парламентского деятеля

Через неделю, в воскресенье, Монде, все понявший из журналов и газет, приехал по Лионской железной дороге и направился в маленький домик на улице St-Georges. Со времени отъезда Мишеля, чтобы отделаться от любопытных, Сусанна не принимала никого.

— Госпожа Тесье никого не принимает,— ответили Монде.

— Отнесите ей мою карточку,— возразил Жак.— Слуга колебался и Монде прибавил:

— Я вам говорю, что мадам Тесье меня ждет.

Хотя Сусанна и не ждала Монде, но его появление ничуть не удивило ее. Она радостно встретила его в маленькой гостиной. Но вдруг, при входе этого друга, она с болезненной ясностью вспомнила, как они вместе провели тут тот, уже давно прошедший день, в который, по роковой случайности, она узнала тайну Мишеля. Это воспоминание блеснуло перед ней точно молния; на мгновение она закрыла глаза. Невольно, поддаваясь влечению общаго горя, и Монде и Сусанна обнялись; молодая женщина заплакала.

— Значит, правда? он уехал,— спросил ее Монде. Она утвердительно вивнула головой.

— С ней?

Сусанна сделала отрицательный жест.

— Что же тогда?

— Я вам все скажу.

Колеблясь, с остановками, прерывая разсказ, Сусанна передала ему всю их грустную историю; ей было стыдно обнажать перед ним сердечныя раны, а вместе с тем радовала возможность облегчить душу отвровенностью с этим сочувствующим другом, излить свою печаль перед человеком, вере котораго Мишель тоже нанес страшный удар. Слушая ее, Монде почти воочию видел ту бурю, которая разбила и развеяла все прекрасное существование Мишеля. Время от времени он повторял:

— Это невозможно, невозможно!

— Да, кажется невозможным,— сказала Сусанеа,— а между тем это так, и только теперь я начинаю понимать всю глубину несчастия. Видите, он все потерял; бросил, вышвырнул за борт. Он утопающий, мы обломки… И зачем все это, для кого? Можете вы это понять?

Монде неодобрительно покачал головой,— он сделал тоже движение летом, слушая признания Мишеля.

— A дети? — спросил Монде.

— Он так спокойно поцеловал их на прощанье, точно уезжал дня на три.

— Бедняжки!

Монде начал ходить по комнате, стараясь придумать что-либо, но безуспешно.

— Неужели ничего нельзя сделать? — сказал он.

— Что же было бы возможно?

— Вернуть его.

Сусанна сделала энергический, отрицательный жест.

— Почему же нет? — спросил Монде.— Непоправимаго пока еще ничего нет.

— Но раз он уехал, значит, я сама хотела, чтобы он уехал. Я первая заговорила с ним о разводе. Он отказывался, предвидел все несчастия… и если он согласился, то только потому, что я из всех сил этого требовала.

— A между тем, теперь вы сами жалеете.

— Я ни в чем не раскаиваюсь!

— Не говорите этого. Вы действовали в порыве страсти.

— Страсти? Нет, это годится разве для него.

— Ну, под влиянием вспышки — гнева, обиды… Но теперь, вы видите, как опустел ваш дом, осиротели дети, знаете, что Мишеля терзает пресса и вся будущность его погибла, и говорите себе, что все лучше такого падения… Он, конечно, тоже понимает это!

— Без сомнения! Мишель все понимает, он так умен! Только он уже не в силах управлять своими действиями, он слеп, он сам не знает, куда идет. О, Боже мой, не нужно ужь слишком презирать его, он сделал все, что мог, боролся, я это видела; но он побежден, вот и все. Что-же вы можете сделать тут? Мишель ушел, когда мы плакали…

— Где он?

— В Grand-H^otel’е.

— Ну, я с ним увижусь и скажу ему то, что друг может сказать. Если у него осталась хоть капля здраваго смысла, хотя атом воли, я возвращу его к вам.

Сусанна колебалась с мгновение, но ея гордость сдалась.

— Поезжайте,— сказала она,— хотя я и не надеюсь.

В Grand-H^otel’е, Монде думал, что он никогда не доберется до Мишеля. Тесье никого не велел принимать, В ту минуту, когда Жак уже отчаявался в успехе, он увидел Тесье, который тоже заметил его и подбежал к нему.

— Ты, мой друг, меня не покидаешь! Пойдем, пойдем, поговорим.

И он отвел его в небольшое помещение, состоявшее из спальной и залы во втором этаже; тут было банально, пусто, не виделось ни бумаг, ни книг. Несколько газет только и напоминали о былой деятельности Тесье.

— Что ты сделал, несчастный,— сказал Монде.

— Разве и ты, как все другие, бросишь в меня камнем? — ответил Мишель и прибавил, смяв лежавпгия на столе газеты: — Осудишь, вот как эти листки, которые теперь разрывают меня на части.

— Нет, конечно, не так как они, потому что я тебя порицаю и жалею одинаково сильно. Мне даже кажется, жалею больше, чем осуждаю. Да, ты поступал дурно и не будешь счастлив. Такой человек, как ты, не может быть счастлив, делая зло. Ты даром, совершенно даром испортил себе жизнь. Слушай: непоправимаго еще ничего нет; ты можешь вернуться домой и скандал затихнет.

— Разсчитывай,— заметил Мишель с ироническим смехом,— при том-же это и невозможно,— добавид он.— Если я вернусь в дом, моя жена уедет оттуда.

— Нет, мой друг, я сейчас был у нея. Сусанна мне разсказала все; теперь она видит то, чего не видала прежде. Она примет тебя, простит. Твоя жизнь пойдет совершенно так, точно ты не прерывал ее.

— И ты нарочно ехал из Аннеси,— перебил его Мишель,— чтобы сказать мне это?

Замечание Тесье смутило Жака.