Частная жизнь русской женщины XVIII века

По понятным причинам практически все мемуары известных российских деятелей и деятельниц XVIII в. дышат благоговением перед образами добрых воспитательниц, заменявших в детстве матерей, — нянь и кормилиц.[355] Как правило, няни и кормилицы были до середины XIX в. крепостными. Многие мемуаристы называли нянь «вторыми матерями» («и нянька, и учительница, и ключница, и друг маменьки, и вторая мать»), «нянюшками», «мамушками».[356] «Преданность», «усердие», «опытность», «старание», «верность и рачительность» — эти качества запомнили в своих нянях и кормилицах многие мемуаристы. «Ее (няни. — Н. П.) приверженность, ее нежная заботливость, ее святые молитвы имели великое влияние на судьбу нашу…»[357] — признавалась графиня Эделинг. Такая память о материнской заботе, проявленной няней, сохранилась и у Л. А. Сабанеевой и у А. Щ., оставившей воспоминания о своем «незатейливом воспитании» на рубеже XVIII–XIX вв. Потрясающий случай спасения жизни маленькой девочки ее няней оставил в своих воспоминаниях В. Н. Карпов: «…Умерла и Петровна, исполняя самоотверженно свои обязанности до конца жизни, которую положила на питомицу свою… Лихач (извозчик. — Н. П.) переехал ее всем экипажем, а копыта лошади повредили ей затылочную часть черепа. Ее подняли без чувств, но ребенок был без единой царапины — она его закрыла своим телом».[358] В крестьянских семьях функции нянь выполняли старшие дочери: девочку уже «на 6-ом году называли нянькой», семилетних оставляли играть с малышами и укачивать их.[359]

Помимо нянь, выхаживанием и воспитанием ребенка в раннем детстве по-прежнему много и часто занимались бабушки. Судя по мемуарам многих выходцев из дворянского сословия, проживание внуков у бабушек — по нескольку месяцев, а то и лет — было весьма типично для российского семейного быта. «Бабушка была обрадована несказанно (рождению внука. — Н. П.) и через шесть недель взяла меня, а потом удержала у себя на воспитании… — вспоминал Н. С. Селивановский. — Конечно, странно, что меня уступили старухе, но все объясняю молодостию матери. Шесть лет провел я у бабушки среди старух и женщин». Он отмечал также, что бабушка спала с ним в одной «двуспальной большой кровати и баловала несказанно». Аналогичная ситуация сложилась в семье С. Н. Глинки: когда он рос, его отправляли погостить к бабушке в имение на лето.[360] То, что бабушки — «все бабушки вообще» — не уставали «баловать напропалую», «нежить», угощать всякими лакомствами, потакать прихотям малышей более, чем родные матери, отметили в своих воспоминаниях буквально все, кому пришлось испытать их любовь и «теплоту душевную».[361] Присловье простого народа также зафиксировало «особость» отношения бабушек к внукам и внучкам: «Дочернины дети милее своих».[362]

Огромное почтение внуков к бабушкам объяснялось тем, что к этим женщинам и другие члены семьи часто относились как к хозяйкам, главным распорядительницам имений и душ, от которых могли зависеть судьбы многих людей: «Дом принадлежал бабушке, которая осталась во главе семьи, управляя всеми имениями, — вспоминала С. В. Мещерская. — Бабушка была предметом общей любви и уважения… идеалом grande dame: любезна, обходительна со всеми, великодушна и очень религиозна».[363]

Иной причиной особенного уважения к бабушкам было признание их огромного воспитательного опыта. С одной стороны, бабушки позволяли внукам больше свободы, с другой — умели по-особому «подойти» к ребенку. Н. Вишняков, писавший свои мемуары в середине XIX в., назвал бабушек «смягчающим элементом детства». Марта Вильмонт объясняла сестре в одном из писем, в чем, по ее мнению, состоит «особость» отношений необычной бабушки — президента двух Российских академий Е. Р. Дашковой и ее внуков, в особенности — любимого, Петруши: «С детьми (речь идет о детях ее сына. — Н. П.) она обращается как со взрослыми, требуя от них такого же ума, понимания и увлечений, которые занимают ее собственные мысли».[364]

Наконец, уважительного обращения к бабушкам требовали и дидактические нормы (отразившиеся в том числе и в фольклоре), воспитывавшие в юном поколении уважение к старшим — проявившись даже в известном образе Бабы-Яги, «реально-бытовом образе матриархальной владычицы».[365]

Эти нормы проникли в переписку. «Дорогая и любезная государыня бабушка!» — обращался к царице Евдокии Федоровне (матери царевича Алексея) ее внук, российский император Петр II, осведомляясь о ее «весьма желательном здравии» и прося «отписать, в чем» он может «услугу и любовь свою показать». Что касается самой бабушки, то ей от внука нужны были, главным образом, внимание и память, «чтоб не оставлена была письмами».[366]