Ленин спешно собирается за границу. У него был готов заграничный паспорт и две тысячи рублей, сумма по тем временам совсем не малая. Въезд в Питер ему был запрещен, но он этот запрет нарушил и приехал в столицу одновременно с другим революционером - Мартовым. Их выследили и арестовали.
Сидение в кутузке продолжалось не более двух недель. Владимир Ильич очень беспокоился, чтобы у него не отобрали заграничного паспорта, который был уже в кармане, а с этим паспортом был связан дальнейший план действий: ехать за границу и приступить к изданию большой политической газеты будущей "Искры", которая должна стать органом революционной социал-демократии.
Паспорт не отобрали и через дней десять его выпустили.
Владимира Ильича ждали дома с нетерпением. Как только он перешагнул порог, начал рассказывать о своих последних злоключениях, и прежде всего об этом "старом плуте и дураке" - исправнике. Он был ещё возбужден после этой схватки: "Хотел отобрать у меня заграничный паспорт, старый дурак, так я его так напугал департаментом полиции...".
Попав за границу Ленин перестал писать письма жене. Крупская забеспокоилась: понимала, что она как жена, кроме Ленина, никому не нужна.
* * *
В марте 1901 года срок ссылки Крупской закончился. Она засобиралась в Москву.
Вспоминает Н. Крупская:
"Заезжали с мамой в Москву к Марии Александровне - матери Владимира Ильича. Она тогда одна в Москве была: Мария Ильинична (сестра Владимира Ильича) сидела в тюрьме, Анна Ильинична была за границей.
Из Москвы отвезла я свою мать в Питер, устроила её там, а сама покатила за границу.
Направилась в Прагу, полагая, что Владимир Ильич живет в Праге под фамилией Модрачек.
Дала телеграмму. Приехала в Прагу - никто не встречает. Подождала-подождала. С большим смущением наняла извозчика в цилиндре, нагрузила на него свои корзины, поехали. Приезжаем в рабочий квартал, узкий переулок, громадный дом, из окон которого во множестве торчат проветривающиеся перины...
Лечу на четвертый этаж. Дверь отворяет беленькая чешка. Я твержу: "Модрачек, герр Модрачек". Выходит рабочий, говорит: "Я Модрачек". Ошеломленная, я мямлю: "Нет, это мой муж". Модрачек наконец догадывается. "Ах, вы, вероятно, жена герра Ритмейера, он живет в Мюнхене, но пересылал вам в Уфу через меня книги и письма". Модрачек провозился со мной целый день, я ему рассказала про русское движение, он мне - про австрийское, жена его показывала мне связанные ею прошивки и кормила чешскими клецками.
Приехав в Мюнхен - ехала я в теплой шубе, а в это время в Мюнхене уже в одних платьях все ходили, - наученная опытом, сдала корзины на хранение на вокзале, поехала в трамвае разыскивать Ритмейера. Отыскала дом, квартира № 1 оказалась пивной. Подхожу к стойке, за которой стоял толстенный немец, и робко спрашиваю господина Ритмейера, предчувствуя, что опять что-то не то. Трактирщик отвечает: "Это я". Совершенно убитая, я лепечу: "Нет, это мой муж".
И стоим дураками друг против друга. Наконец приходит жена Ритмейера и, взглянув на меня, догадывается: "Ах, это, верно, жена герра Мейера, он ждет жену из Сибири. Я провожу".
Иду куда-то за фрау Ритмейер на задний двор большого дома, в какую-то необитаемую квартиру. Отворяется дверь, сидят за столом: Владимир Ильич, Мартов и Анна Ильинична. Забыв поблагодарить хозяйку, я стала ругаться: "Фу, черт, что ж ты не написал, где тебя найти?". Хотела ругаться и дальше, но встретила холодный, пристальный взгляд сестры Ленина Анны, которая в отсутствии Крупской и при людях называла её "мымрой".
Крупская знала, что Анна Ильинична не одобряла их брака с Лениным, смотрела на неё свысока, считала её занудливой, неразговорчивой, крайне обидчивой женщиной по любому поводу, особенно если ей делали хотя бы маленькое шутейное замечание. Раздражали Анну и сплетни о том, как Надежда таскалась с "товарищами". Нет дыма без огня. Надежда "изменила" мужу ещё в сибирской ссылке.
Вот как это было.
"Представьте себе, в верстах в двадцати от Шушенского жил и работал на сахарном заводе ссыльный революционер Виктор Константинович Курнатовский, который, познакомившись с Крупской, тут же влюбился в нее... Крупская не смогла устоять перед его, рассказывают, необычайной красотой. Молчаливая, задумчивая супруга тут же превратилась в веселую, остроумную женщину.
"Вы, Надюша, по отчеству Константиновна, и я Константинович! - хитро говорил ей Курнатовский, - Можно подумать, что мы брат и сестра".
"Сестра" довольно улыбалась.
Можно долго рассуждать, почему так произошло: или Ленин не очень хорошо справлялся со своими супружескими обязанностями, или просто Курнатовский был слишком опытным обольстителем, чтобы перед ним смогла устоять эта "дурнушка". Но все это так и останется рассуждениями и догадками, поскольку в подробности этого романа Крупская предпочитала не углубляться в своих воспоминаниях". (См. "Интимная жизнь Ленина", цит. произв., с. 104).
Надежда Крупская из ссылки сестре Ленина Марии Ильиничне Ульяновой: "Все же мне жалко, что я не мужчина, я бы в десять раз больше шлялась" (1899).