Частное лицо

Он признается, что никогда еще этого не делал, что же, говорит Нэля, надо попробовать, если в меру, то это ничего, только на пользу, и наливает ему рюмку, наливает Галине, наливает себе, — Все, садимся!

Стол скромный, какие–то салатики, бутербродики, единственное, что сразу же бросается в глаза, так это стоящая в самом центре тарелка с красной рыбой (семга? кета? кижуч? чавыча? скорее всего, горбуша…), посыпанной зеленью.

— Ну, будем, — говорит Галина и залпом выпивает свою водку. Нэля смотрит на него, смотрит очень хитро, будто посмеиваясь, а он смело подносит рюмку к губам и опрокидывает ее в рот. Что же, горько, противно и жжет, но это лишь первые мгновения. Нэля кладет ему на тарелку один салат, другой, третий, кусочек колбаски, ломтик ветчины, пайку рыбы, закусывай, говорит она, обязательно закусывай, тогда ничего не случится. Голос ее доносится как бы издалека, в голове немного позванивает, он послушно ест один салат, другой, третий, бросает в рот кусок колбаски, за ним следует ломтик ветчины, туда же отправляется пайка рыбы, рюмки опять налиты, Галина что–то долго говорит, обращаясь непосредственно к нему, но он не слышит, он просто знает, что ему очень хорошо сидеть здесь, пить водку с этими женщинами и — вполне возможно, — что он попросит у Галины еще одну длинную белую сигарету с черно–коричневым фильтром. Вот пройдет немного времени, и он сделает это, а сейчас надо еще выпить водки, и он берет рюмку и пьет. Нэля опять накладывает ему в тарелку один салат, другой, третий, опять появляются в ней кусочек колбаски, ломтик ветчины и пайка рыбы, а он смотрит на Нэлины руки, такие белые и тонкие, ему очень хочется, чтобы эти руки обняли его, прямо здесь, сейчас, немедленно, но хочется–перехочется, всему свое время, и он просит у Галины сигарету, та смеется и опять что–то говорит, но сигарету дает, и он прикуривает, а Нэля опять ускользает из комнаты и вновь появляется с подносом, на котором стоят чистые тарелки. Галина включает проигрыватель, в телевизоре убавляют звук, но совсем не выключают — скоро двенадцать, надо не пропустить, открыть шампанское, налить в фужеры и дождаться момента, когда пробьют кремлевские куранты.

Они встают за столом, в фужерах пенится шампанское, кто–то из правительства говорит с телеэкрана какие–то праздничные слова, вот куранты начинают бить, вот уже девятый удар, вот десятый… Одиннадцать… Двенадцать… С Новым годом, товарищи! Нэля залпом выпивает шампанское, тянет Галину из–за стола, и он с непонятной тоской смотрит, как: две женщины кружатся, обнявшись, посредине комнаты, но вот ему становится весело, совсем весело, он тоже пьет шампанское, Новый год, новая жизнь, все новое, Галина, отпыхиваясь, возвращается к столу, а Нэля зовет его, и они соединяются в плотном, тесном, облегающем, как ее черное с переливами платье, танце.

13

Он вернулся домой поздно вечером, разбитый, с больной головой (тип–топ, прямо в лоб, прыг–скок, на лужок), долго поднимался к себе на пятый этаж, не хотелось подходить к дверям, нажимать кнопку звонка, не хотелось, чтобы мать открыла дверь и сказала: — Ну что? — Да ничего, — ответил бы он, хотя вот это совсем неправда, как раз чего, но говорить об этом…

Но говорить об этом, но вспоминать об этом, но думать об этом ему не хочется и сейчас, когда прошло уже столько лет (очень смешная и совершенно не литературная рифма на «лет» — «котлет», можно подпустить еще и прилагательное: каких котлет? — отбивных котлет, каких котлет? — паровых котлет, каких котлет? — куриных, рыбных и так далее). Получается забавный зачин — когда прошло столько лет, он все еще не мог… Да, не мог, что–что, а такое попросту не забывается, ведьма, сучка, дьяволица, что ты со мной сделала, вся жизнь с тех пор наперекосяк, и только засунешь руку под кровать, как она шарит и шарит там в поисках револьвера (дорога совсем растворилась в чаще, тип–топ, вот циклоп, хлоп–хлоп, дай–ка в лоб), большого, черного, тяжелого, многозарядного (открой каталог и подбери модель), постоянно вышмыгивающего из рук нелепой и раскоряченной лягухой.