Частное лицо

Во дворе стало пусто. Николай Васильевич ушел в дом, хозяйка понесла на базар то ли абрикосы, то ли персики. Ему оставалось пробыть здесь еще пять дней, их надо было чем–то занять, а сюжет ускользал из рук. Любви не вышло, воспоминания надоели. Тип–топ, прямо в лоб, С утра болела голова — пришлось слишком рано встать, хотя ребята бы не обиделись, если бы он продолжал спать. Два «бы». Просто «бы» и «если бы». Предстоящий день представлялся бесконечным. Предстоящий представлялся, представление продолжается. Сплошное пр–пр, чем–то напоминающее пхырканье диких голубей. Пыр–пыр, пхыр. Он решил пойти позавтракать в кафе–закусочную, что минутах в пяти ходьбы от дома, а потом умотаться на пляж. Оставалось пять дней, и их надо использовать на всю катушку. Пятью пять — двадцать пять. Купаться, загорать и вести растительный образ жизни. Я буду растением. Какая разница, сорняком или рододендроном. Можно еще испанским дроком, олеандром, магнолией и мушмулой. Или платаном. Или земляничным деревом. Или реликтовой крымской сосной. Он легко сбежал по ступенькам и вышел на уличную брусчатку, Заполошные утренние отдыхающие стремились поскорее добраться до своих райских мест. Длинные обороты со множеством придаточных сменились рубленым слогом. Пустота в груди, хотя заноза, спица, игла все на том же месте. День обещает быть бесконечным и бесконечно солнечным. Начало августа, синее небо, синее море, желтый диск солнца. Точнее, бело–желтый. Ослепительный бело–желтый диск. Он подошел к кафе и занял очередь в самом хвосте, тянувшемся в раздаточную. Полчаса, прикинул он, полчаса, не меньше, надо было все же поесть у хозяйки. Впрочем, сейчас, когда ребята уехали, это не совсем удобно. Очередь состояла почти из одних хохлов, мощные мужчины и такие же высокие, сильные, мощные женщины. У раздаточной стойки кто–то требовал борща. Было утро, и борща не было. Плотный пупырчатый огурчик в не очень свежем белом халате замахал ему от стойки рукой. Вырисовывался новый поворот сюжета, точнее же говоря — маленькое ответвление. Очередная развилка на лесной дороге. Тип–топ, прямо в лоб, на лугу с тобой хлоп–хлоп. Уже две недели он не видел Томчика и даже не вспоминал о ней, незаконнорожденное дитя собственной фантазии, пасмурное видение с крымских гор. Уговор дороже денег, а потому места Томчику не было. Он покинул свое место в очереди и подошел к раздаточной стойке. Томчик лихо накладывала и кидала голодным хохлам салаты. — Тебя покормить? — спросила она. Он кивнул головой. — Иди, сядь за столик.

Он покорно пошел и сел за столик. Минут через пять (опять пятью пять — двадцать пять) Томчик принесла поднос, уставленный всякой кафе–закусочной снедью. Сколько с меня, спросил он. Рубль сорок, ответила Томчик и села рядом. — Что, Марина уехала? — Уехала, уехала, — ответил он с набитым ртом.

В сюжете вновь появилась пауза, надо набираться смелости и быстренько двигать его дальше, превращая в сюжетец. Видимо, на роду написано даже пять дней не быть одному. Никаких высоких размышлений, никакой поэзии. Мелкая, банальная кутерьма, частная жизнь частного лица. «Частное лицо, — подумал он, — неплохое название не только для стихов, но и для прозы, хотя прозу–то я и не пишу». Салат был пересоленным, о чем он и сказал Томчику. Сюжетец двинулся с места, чуть побуксовав на очередной колдобине. — Ты когда уежаешь? — спросила она. — Через пять дней, — ответил он. Томчик замолчала, ему явно предлагалось сделать встречный ход. «Мы так не договаривались, — подумал он, — ты не должна была возникать вновь, ты должна была появиться лишь раз–разочек, этакий символ здешних мест, символ–упоминание, и все. А так мы не договаривались, но поделать сейчас с этим ничего нельзя». — Что ты здесь делаешь, — вздохнув, пошел он конем. Томчик засмеялась: — А что, сам не видишь?

— Сегодня свободна? — сходил он пешкой, тщательно пережевывая гуляш.

— После четырех, — ответила Томчик, — я за тобой сама зайду, Ее уже звали с раздаточной, и она убежала. Он выпил то, что в меню называлось кофе, и подумал, что дела складываются не так уж плохо. На какое–то время заноза, игла, спица перестала жечь сердце, да и новый сюжетец мало–мальски, но продолжал двигать частную жизнь частного лица, то есть оставшиеся пять дней пребывания здесь (таблицу умножения на этот раз оставим в покое) оказывались не столь пустыми, как мнилось еще полчаса назад. Он вышел из кафе, зашел за полотенцем и сменными плавками и поехал на пляж. Прочерк до четырех часов местного времени, шахматные фигурки давно убраны в коробку. Он уже дома, уже пообедал, отдыхает, лежа в гамаке.