Частное расследование

Иванников вздохнул и, продолжая глядеть на море, достал свою старую добрую ручку «Союз». Начав писать рапорт Невельскому, он и сам не заметил, как с середины рапорта сбился с официального стиля на бытовой, эпистолярный.

Он просто писал Невельскому письмо. Письмо человеку, чья судьба, как подсказывало предчувствие, столь же печальна, как и его собственная…

«… К сожалению, у меня нет для Вас новостей. Как я уже сообщал Вам и вчера, и позавчера (да и ранее — начиная с 21 октября), московские настроения испаряются у наших отдыхающих не по дням, а по часам: беззаботность, полная отдача лучшим сторонам жизни, безбрежная расслабленность.

С целью несколько вернуть наших новобрачных к суровой действительности я решил подбросить им в номер кое-какую литературу с отчетливым мистическим оттенком.

Здесь, в гостинице, это несложно будет организовать с помощью коридорной, а по совместительству и администратора этажа (нашей сотрудницы мл. сержанта С.И.Морозовой).

Для начала я выбрал большие отрывки из ряда малоизвестных изданий о роли астрологии во время второй мировой (Гитлер и астрология, Черчилль и астрология, Сталин и астрология). Этот «коктейль» хорош, на мой взгляд, тем, что, во-первых, очень многие факты, изложенные в нем, обладают исторической достоверностью, о чем А. Б. Турецкий, неплохо образованный, на мой взгляд, может догадаться, а во-вторых, этот сборник фактов безусловно подталкивает к мыслям о фатальном, о предопределенности судьбы любого человека, о безысходности и запрограммированности его существования. Это, как мне кажется, очень не вредно проглядеть на отдыхе: собьет немного безоблачности с морды-то… Даже мне, сознательно подбиравшему материал, было отчасти не по себе при мыслях о заданности всего и вся в этой жизни.

Через сутки-двое думаю изъять астрологию, а подложить взамен что-нибудь еще — опять-таки что-либо весьма достоверное, возможно, подборку о Ванге.

Ну, а уж если все это не поможет и отпускное настроение будет продолжать превалировать, то не позднее 1–2 ноября я задействую приданную мне группу в полную силу, по прямому назначению, освободив всех приданных мне специалистов к оговоренному крайнему сроку — 3 ноября.

Передайте Алине Альбертовне мои поздравления с присвоением ей давно заслуженного звания, узнал об этой радостной для меня новости только сегодня, случайно, посему не поздравил ранее».

16

Разговор с Пономаревым Валерием Сергеевичем, ныне уже генерал-майором МБ, состоялся у Турецкого в бане, но не в первом разряде в Сандунах, куда обычно ходили все «ребята» с Лубянки, начиная с майоров и вплоть до генералов, а в самых что ни на есть рядовых, Тетеринских банях.

Турецкий не видел Пономарева очень давно, с тех самых пор, как после расследования убийства, произошедшего возле пивной в Сокольниках, они с Меркуловым вышли сначала на Ипполита Алексеевича Цапко, бодрого семидесятилетнего старичка, генерала ГРУ, который тогда очень сильно помог им тем, что познакомил с Пономаревым, в те годы еще полковником [7].

Ясно, что столь ценными контактами ни Турецкий, ни Меркулов не могли рисковать и потому они оба как бы забыли о наличии Валерия Сергеевича Пономарева. Да и он их, надо сказать, не тревожил. Турецкий слышал краем уха от Меркулова, что Пономарева забрал к себе в ПГУ сам Ша-башин, взял под крыло, послав его после всей этой «сокольнической истории» куда-то на Ближний Восток на три года в одно из посольств, откуда Пономарев и вернулся сравнительно недавно на Родину и, видно, с триумфом, что следовало из его звания, которое сотрудники ПГУ, пахавшие не за страх, а за совесть на чужбине, никогда не получали «от фонаря», в отличие от московских «смежников», так называемых «цековских гнид», высиживавших звания в нижегородских подъездах под дверями Сахарова или в столице, на Красноармейской, под окнами у Войновича.

Их разговор получился предельно кратким: Пономарев не знал почти ничего обо всей этой истории.

— Видишь, в чем дело, — сообщил он Турецкому, охаживая его веником. — Всех, кто тебя интересует, Сомов вывел из ЦКК и подчинил себе непосредственно… Так что можешь понять, куда ты залез… Кстати, возможно ты будешь смеяться, — не без иронии заметил Валерий Сергеевич, — но этим отделом командует твой знакомый…

— Да кто же такой? — удивился Турецкий.

— Кассарин, — ответил Пономарев. — Василий Васильевич Кассарин.

— Который сгорел в восемьдесят втором? — Турецкий даже сел на полке. — Не может быть!!

«Сгорел! — мелькнуло у Турецкого в голове, и все внутри похолодело, несмотря на то что снаружи, в парной, было сто двадцать градусов по Цельсию. — Еще один! Грамов, Ерохин! Марина с Настенькой!! И этот тоже сюда же! Как он мог оказаться сгоревшим и живым, он — с ними?! Не может быть!!»

Турецкий мгновенно ощутил, что версия, растущая в его сознании, вот уже месяц почти что растущая, с отмирающими, правда, веточками, но и с отрастающими свежими, новыми сучьями, рушится на глазах, в момент, как подпиленная бензопилой…

— Не может быть!