Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть первая

Скидан Александр Вадимович (р. 1965, Ленинград). Слушатель Свободного университета (1989–1992). Работал оператором газовой котельной. С 2009 года редактор отдела «Практика» журнала «Новое литературное обозрение». Входит в консультационный совет литературно-критического альманаха «Транслит». Переводил с английского. Лауреат Тургеневского фестиваля малой прозы (1998), премии «Мост» (2006), премии Андрея Белого (2006).

ГОРАЛИК Саша, смысл этого проекта в том, чтобы поговорить о тебе как о частном лице.

СКИДАН Мы фокусируемся больше на поэзии, на литературе?

ГОРАЛИК На тебе. Но там, где ты считаешь нужным говорить о поэзии и литературе, – мы говорим о поэзии и литературе.

СКИДАН Я уже задавался для себя этим вопросом, пытался вспомнить какие-то важные вещи. Первотолчком была детгизовская повесть Марианны Басиной «На брегах Невы» – о послелицейских годах Пушкина, о дружбе с будущими декабристами, оде «Вольность», ссылке. Она вышла в 1976 году, примерно тогда же мне ее подарили. Меня поразил дух свободы, я стал подражать пушкинским политическим эпиграммам.

ГОРАЛИК Это тебе было сколько лет?

СКИДАН Лет одиннадцать, я ходил тогда в четвертый класс. Так что первые мои опыты – это чистая мимикрия. Я брал эпиграмму Пушкина и «осовременивал» ее. А потом начал сочинять эпиграммы на своих одноклассников. У меня была школьная тетрадь, зеленая, в линейку, про каждого своего приятеля я там что-нибудь писал. Плюс организовал «тайное общество», мы накупили брошюрок Ленина и пытались с их помощью как-то разобраться, потому что ощущение было, что учителя нам врут, прикрываясь его именем. Все это, конечно, быстро распалось, брошюрки нам оказались не по зубам, но фрондерство осталось. Параллельно, конечно, влияла атмосфера, которая в доме возникала, когда приходили гости, – велись какие-то разговоры, рассказывались политические анекдоты, иногда в лицах. Думаю, это тоже как-то запало и продолжает жить. Ну и, конечно, магнитофонные записи: Галич, Высоцкий (я помню, как отец плакал, когда Галич пел: «Мы похоронены где-то под Нарвой»), – это тоже как-то во мне с детства жило. И потом аукнулось.

ГОРАЛИК Как были устроены родители? Каким был круг, в котором ты рос?

СКИДАН Это был круг либеральной интеллигенции. Отец – физик, мать – историк, работала в Институте социально-экономических проблем. Оба окончили Ленинградский университет. И друзья их, в общем, оттуда же, такие же ИТР или гуманитарии, в принципе лояльные к советской власти, но послушивающие Галича, Высоцкого. Не диссиденты, особых антисоветских разговоров не было, разве что антисталинские, потому что оба деда моих были репрессированы. По отцовской линии – Владимир Штольц, инженер, из обрусевших немцев, за ним пришли в первые дни войны в Ростове-на-Дону, а бабушку с пятилетним сыном (моим отцом) отправили на Алтай, в Шипуново, дав на сборы двадцать четыре часа. После войны она получила справку, что он умер на этапе от болезни, но там была какая-то путаница с датами, и по этой путанице она все поняла. Доискиваться правды она боялась, потому что переправила метрику отцу, вышла замуж и сменила фамилию – чтобы выбраться из Шипуново, где ее третировали как «немку». А по маминой линии – Александр Маркузе, преподавал истмат в Военно-педагогическом институте им. Калинина (бывшей Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, где учился Лермонтов) был довольно известной личностью в Ленинграде. Он младогегельянцами занимался, какие-то книжки у него выходили. Судя по всему, позволял себе вольности. Арестовали его в 1952-м, на излете «ленинградского дела». И вот эти разговоры полушепотом, полунамеки меня, видимо, как-то тоже подспудно формировали… Ну а после эпиграмм меня повело в сторону каких-то баллад квазиромантических. Меня Лермонтов тогда увлекал. Лермонтова чуть ли не всего я довольно рано прочел, в классе пятом, а Пушкин скорее был такой мифологической фигурой, по-настоящему его поэзию я открыл очень поздно, уже после школы. Да, еще до школы, до книги Басиной, помню, мы играли с отцом в детский бильярд, и вдруг он достает с книжной полки синий том и читает мне вслух «По синим волнам океана…». Зачем, с чего вдруг он это сделал? Что я мог тогда понять в этом стихотворении? Но сейчас я воспринимаю это как своего рода посвящение. А сам он писал а-ля Козьма Прутков остроумные пародии к дням рождения, иногда что-то хулиганское. Так что какие-то такие штрихи были уже с раннего детства заложены.

ГОРАЛИК Каким был в те годы ты сам?