Читаем Частные лица. Биографии поэтов, рассказанные ими самими. Часть вторая полностью

ЛЬВОВСКИЙ. Я вообще не знаю, были ли они уникальным феноменом, потому что я вообще не интересовался этой культурой – да и как бы я мог ей заинтересоваться? Наверное, они не были уникальными, сложно представить, что датчанин Бидструп существовал в каком-то значительном отрыве от американской традиции, – но понятно, что я просто не задавался этими вопросами. А очарование умеренности – это распространялось на многое, что я тогда смотрел: был, в частности, там альбом фотографий, сделанных актрисой Джиной Лоллобриджидой, – не фотографии, на которых она, а сделанные ею фотографии. Это как раз и был единственный, кажется, случай, когда попалось «не то», потому что часть фотографий были – при всей моей ненависти к этому слову другого тут не могу подобрать – эротическими.


ГОРАЛИК. Она же была другом Советского Союза.


ЛЬВОВСКИЙ. Ну да, она как-то раз даже, по-моему, входила в жюри Московского кинофестиваля. Так или иначе, я смотрел много разных книжек, а потом, когда мне стало интереснее читать, чем смотреть, я перешел к их чтению. Читал я много, начал, наверное, года в три – потому что в полпятого я уже читал, кажется, бегло (и про себя) книжки про динозавров. Вообще читать я научился при посредстве пишущей машинки: мама долго работала дома, я был болезненным ребенком, – и печатала каталожные карточки. Впрочем, не только карточки, потому что отец переводил для Всесоюзного центра переводов – ВЦП. Это такое удивительное учреждение, оно, кстати, как тут оказалось к моему изумлению, до сих пор живо, – которое выросло из бюро переводов при ВИНИТИ.[1] Занималось это учреждение, как я понимаю сейчас, по большей части вот чем: в 1970-е, после нефтяного кризиса, советская наука – особенно в том, что касалось технической стороны дела и вычислительной техники, пребывала, с одной стороны, уже совершенно в догоняющей позиции (ну, за вычетом каких-то отдельных областей) – и мало того, языками советские ученые и инженеры владели, по большей части, не блестяще. В ВЦП переводили разное необходимое для нужд советской промышленности и науки, а оттуда развозили по предприятиям и институтам (не то в специализированные библиотеки сдавали, не знаю), потому что иначе как догонять-то?


ГОРАЛИК. Inspiration?


ЛЬВОВСКИЙ. Ну можно, наверное, и так сказать, чего ж нет, пусть будет: для вдохновения, да. В общем, отец переводил, мама печатала, пишущая машинка дома всегда была. И вроде – как говорят – сам я этого не помню – так я и научился читать. Помню я, как азбука лежала на этом самом столе, рядом с пишущей машинкой, а мама нажимала на клавиши и показывала мне буквы. В общем, в пять, если не в четыре, я уже довольно бодро читал. Интересовала меня почти исключительно научно-популярная литература – хотя с научно-популярной литературой для детей в этом возрасте было сложно (и сейчас, кажется, тоже сложно), – но вот зато потом…


ГОРАЛИК. Научно-популярная – по каким темам?


ЛЬВОВСКИЙ. Папа был инженером на оборонном предприятии, называлось НИИДАР, мама была библиотекарем, в целом это была советская интеллигентная семья, – а детская научно-популярная литература вообще в то время была базовым чтением для хорошего советского ребенка из такой семьи. Было ее в СССР, насколько я помню, очень много, а главное, она была сравнительно доступна.

Я, например, помню, что в четыре года хотел стать палеонтологом. Тут у меня, конечно, может быть, время спрессовалось, потому что в 1979 году советские кинопрокатные инстанции решили (почему, с чего, как это вообще получилось?) показать нашему зрителю японский фильм в жанре «кайдзю эйга»: «Легенда о динозавре» он назывался. Но мне все-таки помнится, что смотрел я его даже позже, в каком-нибудь 1980-м, – а вот эти советские палеонтологические книжки про кости динозавров и все прочее вообще были, кажется, всегда. То есть, вот уже сейчас я проверил, – да, того времени книжки про динозавров совсем для маленьких детей издавались с ранних 1970-х примерно.


ГОРАЛИК. Я даже знаю почему, кажется, – потому что это антирелигиозная литература в своем роде.


ЛЬВОВСКИЙ. Очень похоже на правду, да.

Потом я, естественно, хотел стать космонавтом – и кем-то еще в этом роде, не помню. В общем, читал я почти исключительно естественнонаучную литературу довольно долго – лет, наверное, до десяти.


ГОРАЛИК. И делал что? Ее же невозможно читать и ничего не делать?


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза