Частный детектив. Выпуск 4

– Абсолютно правильно. Каждая деталь изложена точно, – Вилэнд позволил, чтобы на его лице появилась одна из его редких улыбок. – Гениально, не правда ли?

– Я бы не сказал. По–моему, единственная гениальная идея во всем этом деле – это идея украсть батискаф. Все остальные идеи могут предложить полдюжины достаточно компетентных инженеров, не хватающих звезд с неба. Точно таким же устройством снабжена любая подводная лодка, на которой установлена камера с двумя люками. Этот известный принцип используется для кессонных работ, например для монтажа подводных опор мостов или других аналогичных работ. И ничего гениального в этой идее нет. Ваш друг–инженер просто не был дураком. Жаль его, не правда ли?

– Жаль? – Вилэнд уже не улыбался.

– Да, жаль. Ведь он мертв, не так ли?

Наступила тишина. Секунд через десять Вилэнд спокойным голосом спросил:

– Что вы сказали?

– Я сказал, что он мертв. Когда кто–нибудь из тех, кто работает на вас, случайно умирает, Вилэнд, это означает, что он вам больше не нужен. Но надобность в том инженере у вас еще не отпала, так как ваше сокровище еще не поднято со дна моря, поэтому на этот раз ваши люди не убирали его. Это был несчастный случай.

Снова воцарилось молчание.

– Почему вы решили, что произошел несчастный случай?

– Ваш инженер, наверное, был пожилым человеком, Вилэнд?

– Вы не ответили на мой вопрос. Почему решили, что с ним произошел несчастный случай? – в каждом слове была скрытая угроза. Лэрри прислушивался к разговору и снова облизывал губы.

– Водонепроницаемый пол, вмонтированный в дно колонны, не был таким водонепроницаемым, как вам хотелось. Он давал утечку, не правда ли, Вилэнд? В полу была одна–единственная маленькая дырочка, возможно, в стыке между полом и стенкой колонны. Возможно, результат плохой сварки. Но вам повезло, я не сомневаюсь, что где–то выше того места, где мы сейчас стоим, в опоре есть поперечная уплотнительная перемычка для придания конструкции дополнительной прочности. Используя вот эту машину, – я указал на один из генераторов, привернутых к полу болтами, – послали кого–то внутрь опоры, герметично закрыли за ним дверь, впустили в камеру сжатый воздух и подавали его до тех пор, пока он не вытеснил накопившуюся на полу камеры воду, после чего этот человек или эти люди, находившиеся в камере, смогли заварить дырку в полу. Я прав, Вилэнд?

– Да, – он снова обрел равновесие, так как мог сказать правду человеку, который не доживет до того дня, когда сможет повторить его слова кому–либо.

– Откуда вам это известно, Тальбот?

– Мне подсказала эту мысль внешность лакея, которого я встретил в доме генерала. Я видел много таких людей. Он страдает от болезни, которую обычно называют кессонной, и он никогда не излечится от нее. Эта болезнь довольно часто встречается у водолазов. Лакей генерала ходит, согнувшись и сильно наклонив корпус вперед, Вилэнд. Когда люди работают при большом давлении воздуха или на большой глубине, а потом это давление резко снижается, в их кровь попадают пузырьки азота. Ваши люди, работающие внутри опоры, находились там при давлении в четыре атмосферы. Если бы они проработали в таких условиях больше получаса, они должны были бы провести по меньшей мере полчаса в условиях декомпрессии. Но какой–то преступный идиот провел декомпрессию слишком быстро. Работами, которые могут стать причиной кессонной болезни, могут заниматься только молодые. Да к тому же у вас, вероятнее всего, и декомпрессора не было. Поэтому он и умер. Лакей сможет прожить достаточно долго, но он уже никогда не сможет жить, не испытывая боли. Но мне кажется, что вас это не очень–то тревожит, Вилэнд.

– Мы напрасно теряем время, – я увидел облегчение на лице Вилэнда, хотя на какое–то мгновение у него, наверное, возникло подозрение, что мне, а возможно, и кому–нибудь еще, известно слишком многое о том, что происходит на объекте Х–13. Но теперь он был удовлетворен… и снова воспрянул духом. Меня уже не интересовало выражение лица Вилэнда, зато очень заинтересовало выражение лица генерала.

Генерал Рутвен смотрел на меня как–то странно. Я видел на его лице недоумение и тревогу, но больше всего меня насторожило, что увидел на его лице первые слабые и недоверчивые проблески понимания того, что происходит.