«Жизнь на чужбине предстояла нелегкая – скупые сведения, которые просачивались из Франции, нагнетали еще большую тоску и страх перед эмиграцией. Все, что было накоплено из поколения в поколение, все ценности приходилось оставлять в России. В то время практически ничего нельзя было продать. Бросались на произвол судьбы роскошные библиотеки с антикварными изданиями, которые позже, бесхозные, часто шли просто на растопку печей, так как дров не хватало; драгоценные сервизы, вазы, мебель – все это было обречено гореть, ломаться и биться. Это горели и бились воспоминания, жизни многих поколений, дорогие сердцу реликвии; это горели и уничтожались ценности русской культуры; это исчезали бесследно просто материальные ценности, столь необходимые беглецам, покидавшим родину…
…Моим знакомым, Дориным, удалось отправить во Францию прелестный туалетный столик, который когда-то принадлежал императрице Екатерине II. Они сумели договориться с одним из членов команды, который взял этот столик на пароход, к себе в каюту, где столик находился в относительной безопасности. Но такая, казалось бы, удача – то есть возможность переправить эту драгоценную вещицу – дорого обошлась этой семье…»
Дальше следовала хорошо знакомая Максиму история родов, начавшихся на пристани. Казалось бы, в ней не было ничего, чего бы он не знал, а вот почему-то, неожиданно для самого себя, он схватился за ручку и стал набрасывать диалоги. Может, эта пыльная, пожелтевшая бумага так на него подействовала, может, от этих строчек, написанных очевидцем, исходила невидимая энергия, но только ручка его летала по бумаге и он не успевал записывать слышные ему голоса.
Прошло не менее часа, когда он, довольный, разогнулся наконец и стал потирать онемевшие от писания пальцы. «Спасибо тебе, книжечка, жаль, что я тебя не нашел раньше».
Допив остывший чай и умывшись, он взял с нежностью сухой томик и направился с ним в постель. Устроился на подушке, положил блокнот с ручкой около себя и раскрыл книгу на том месте, где положил закладку.
«…Столик был драгоценным в самом полном смысле этого слова: так как в то время отправлять какие бы то ни было ценности было рискованно, потому что в дороге все могло пропасть, потеряться или быть украденным, Дорины спрятали все свои фамильные драгоценности в тайнике туалетного столика…»
Что-о?!
«…которые бесследно исчезли вместе со столиком где-то во Франции…»
Максим перечитывал этот абзац уже, наверное, четвертый раз, когда до него наконец дошел смысл этих слов.
Он вскочил с кровати и бросился к телефону.
– Реми! – завопил он в трубку. – Вы спали? Ничего, вы меня извините, когда узнаете, почему я вам звоню! В тайнике были драгоценности!
– С чего вы взяли?
– В книге! Написано! В мемуарах очевидца! Я только что прочитал! Слышите, Реми?
Реми отозвался не сразу.
– Вот чего мне здесь не хватало, – медленно произнес он. – Это меняет
– Во всяком случае, ясно, что это не Ксавье, – возбужденно кричал в трубку Максим.
– Мне это давно ясно, – заметил Реми.
– Это кто-то, кто имел возможность прочитать книгу. Она была у дяди, но пропала… слушайте, Реми, пропала! Ее кто-то у дяди украл! Тот, кто и убил его!
– Откуда у вас эта книга?
– Я ее в библиотеке взял. Я ее искал, потому что мне дядя о ней говорил…
– Мне нужна эта книга. Я сейчас приеду.
– Но она на русском!
– Ах, черт… Ваш дядя по-русски читал?
– Нет, он ее, должно быть, читал на французском. Я поначалу искал эти «Воспоминания…» во французских библиотеках, и в Парижской библиотеке мне сказали, что книга до сих пор находится на руках. Я вот думаю, не дядя ли ее не вернул…
– Я завтра же проверю. Так вы говорите, что книга потерялась? И где, вам известно?
– Не знаю. Я рассчитывал ее найти у дяди дома и не нашел. Спросил о ней у Сони с Пьером, и Соня вспомнила, что папа ее тоже не мог найти, тоже у них спрашивал…
– Да, – сказал задумчиво Реми, – я помню, это при мне было… Поедете завтра со мной к Соне?
– Конечно, если хотите.
– А сейчас поспим немножко. Уже полпервого. Я у вас буду в десять, идет?
В эту ночь Максиму снова снилась Соня, но как-то странно. Она сидела за столом, при свете свечи, озарявшей тонкую смуглую шею и вырисовывавшей размытой черной тенью впадину ее ключиц, к которым неплотно прилегали кремовые батистовые кружева; она улыбалась печально, обнажая детскую щелку между верхними зубами, но ее глаза, мерцающие при неверном свете свечи, были таинственны. Тонкими пальцами она вынимала из одной коробочки крупные, с орех, рубины и бриллианты, сумрачно вспыхивающие над дрожащим золотистым пламенем свечи, и складывала их в другую коробочку. И так без конца: вынимала и складывала, вынимала и складывала, вынимала и складывала…
Глава 27
– Как вы думаете, где драгоценности? – спросил Максим утром следующего дня, когда Реми приехал за ним.
– Ага, вот и вы заинтересовались наследством! А я смотрю – что-то вы столиком вашим мало озабочены. Но – ставки меняются! Драгоценности – это стоит того, чтобы ими заинтересоваться, – подначивал Реми.