Частный визит в Париж

– Понятно, – сказал Реми. Что-то стояло за этой растерянностью и короткими переглядами с мужем, но Реми пока не хотел нажимать. Если не желают говорить, то наверняка и не скажут, тем более при посторонних. Странная пара, красавица и чудовище, избалованная женщина-девочка с маленьким, бесплотным и страшно сексапильным телом – и немолодой сухарь, у которого, кажется, никогда не возникает никаких эмоций… И при всем при том между ними проскальзывает некое сообщничество, хотя с виду гроша ломаного не дашь за этот супружеский союз, так и хочется сказать: богач купил себе красивую игрушку-жену…

– Он богат?

– Что? – переспросила Соня.

– Богат ли ваш отец?

– Нет… – удивленно ответила Соня. – Не бедствует, конечно, но… Он ведь практически не работал почти десять лет…

– А ценности у него есть?

Соня кинула неуверенный взгляд на мужа. Еще одно очко, подумал Реми.

– Ничего такого, чтобы… – начал Пьер. – А почему вы спрашиваете?

– А вы – богаты?

Реми уже справился о положении Пьера, и ему было хорошо известно, что он имеет дело с владельцем одной из самых крупных коллекций антиквариата, но он не хотел выдавать своей осведомленности.

– Да… достаточно. Почему…

– Не исключено, что позвонят и потребуют выкуп.

Соня тихо охнула.

– То есть это не розыгрыш? – уточнил Пьер.

– Нет. Я, во всяком случае, так не думаю.

– Если это не розыгрыш, организованный Арно, если это похищение, кто же тогда звонил Соне и Максиму? – спросил Вадим. – Похитители?

– Не знаю. Будем думать. Искать.

– В любом случае это был человек, знакомый с Соней, – напомнил Максим.

– Как я понимаю, это нетрудно, учитывая светскую жизнь месье Дора. Он ведь часто появляется с вами, Соня, на людях?

– Довольно часто… Особенно когда Пьер в разъездах.

– Так что многие вас видели, многие вас слышали. У вас интонация особенная, такая, немного… детская; легко запоминается.

– Я все-таки не понял, а почему вы, собственно, пришли к заключению, что его похитили? – спросил Пьер.

– Ну, это не заключение, а предположение покамест… Если, как вы утверждаете, его запой мог случиться только нечаянно, по его собственной неосмотрительности, «на радостях», то все остальное слишком хитроумно и затейливо обставлено для такого непредвиденного запоя.

– Кто знает… Он ведь всегда любил и умел разыгрывать, – задумчиво произнес Вадим. – Ему не надо было долго думать, чтобы найти решение…

– Кроме того, человек, в жизни которого произошли такие важные события – роль в фильме и долгожданный приезд родственника, – человек, который полон планов на субботу и торопится их осуществить, не стал бы глотать алкоголь на ходу…

– Но тогда уже бы позвонили, – возразил Пьер. – С требованием выкупа, я имею в виду.

– Бывает, что звонят не сразу… Кроме того, дело, может, и не в выкупе… Скажите, Вадим, у вас были другие претенденты на роль, которую вы отдали месье Дору?

– Нет. Я сразу решил, что это будет Арно. И если бы и были эти претенденты, они бы приняли меры давно, до съемок или в самом начале. Сейчас-то какой смысл?

– А лично у вас – у вас есть конкуренты, способные на все, чтобы сорвать ваш фильм?

– Сорвать мой фильм? Похитив исполнителя главной роли? Нет, не думаю… Есть люди, которые меня не любят, есть люди, которые со мной соперничают, мне завидуют, но чтобы сорвать мой фильм…

– Все же подумайте. Повспоминайте разговоры вокруг этого проекта… Реакции, слова, взгляды. Если всплывет что-то интересное, скажите мне.

Реми оглядел сидящих перед ним людей. Максим был хмур, Вадим растерян, Пьер непроницаем. Одна Соня выражала естественные, с точки зрения Реми, в данной ситуации чувства: она была встревоженна и печальна. Ее глаза потемнели, лицо было бледным и осунувшимся, ее жесты были нервны и угловаты.

– Такой еще вопрос… – осторожно произнес он. – Кто мог желать смерти месье Дора? Кто мог быть в ней заинтересован?..

Соня дернулась, как от удара, и устремила свои темные глаза на Реми.

«Удивительно, они меняли цвет, как драгоценные камни в перепадах освещения… – не к месту залюбовался Реми. – Она, конечно, манерна и совершенно не в моем вкусе, но, надо признать, в ней есть своеобразный шарм…»

Максим тоже не мог оторвать взгляд от Сони. «Переигрывает, – думал он, сопротивляясь ее обаянию. – Домашний театр».

– Никто, – сказал Пьер.

– Не представляю, – Вадим пожал плечами.

– Папу все любили… – сказала тихо Соня и опустила глаза. На ее ресницах замерла одна-единственная слеза. Повисела и капнула на щеку. Пьер потянулся к своей жене и участливо вытер мокрое пятнышко.

Максиму это было неприятно. Когда он был в дурном расположении духа, то начинал видеть мир критическим режиссерским взглядом, и тогда женские чары, адресованные Максиму-мужчине, втуне падали на бесплодную почву восприятия Максима-режиссера. И вот теперь его не отпускало чувство, что он подрядился участвовать в мелодраме.

– Месье Дору никто не угрожал? Не было ли писем, звонков?

Вадим взглянул на Соню и Пьера. Соня ответила ему вопросительным взглядом, не понимая.

– Есть один человек… – сказал Вадим, глядя на Соню, – который угрожал…