Часы

Главная же прелесть моихъ часовъ заключалась въ ихъ крайней измѣнчивости. Они руководствовались не какою-либо системою, а лишь минутными настроеніями. Одинъдень они убѣгали впередъ съ такою поспѣшностью, что къ вечеру оставляли за собою своихъ товарищей часовъ на десять, а на другой день, очевидно, уставъ отъ вчерашнихъ подвиговъ, изъ четырехъ часовъ теряли два, потомъ внезапно останавливались, затѣмъ, постоявъ часиковъ пять-шесть, съ новыми силами принимались стремиться опять впередъ.

Но, опасаясь, какъ бы меня не заподозрили въ преувеличеніи, лучше не стану выдавать всѣхъ тайнъ этихъ часовъ. Крайне непріятно встрѣчать недовѣріе, когда стараешься придерживаться только правды: вѣдь именно это обыкновенно и подбиваетъ насъ на самыя фантастическія преувеличенія, чтобы доказать разницу между правдою и ложью. Положимъ, я лично никогда не поддавался этому соблазну: мѣшала твердость, внушенныхъ мнѣ въ дѣтствѣ правилъ. Сначала будешь преувеличивать съ досады, а потомъ это войдетъ ужъ въ привычку.

Привычка эта очень некрасива. Въ прежнія времена, когда къ преувеличеніямъ прибѣгали только поэты да торговцы готовымъ платьемъ, въ этомъ было нѣчто особенное, пожалуй, даже возвышенное; люди, оказывавшіеся способными скорѣе переоцѣнивать, чѣмъ недооцѣнивать достоинства чего-нибудь, пользовались уваженіемъ. Теперь не то. Теперь преувеличеніе вошло въ нашъ обиходъ и не оставляетъ ужъ особой привилегіи, а сдѣлалось, такъ оказать, общимъ достояніемъ, въкачествѣ одного изъ наиболѣе полезныхъ орудій въборьбѣ за существованіе.

Весь міръ вдался въ преувеличенія. Всѣ его показанія преувеличены, начиная съ количества ежегодно продаваемыхъ велосипедовъ и кончая числомъ ежегодно обращаемыхъ въ христіанство дикарей, привлекаемыхъ надеждою на спасеніедуши, а, главное, на обильное угощеніе водкой. Преувеличеніе является основою нашей торговли и политическаго существованія, фундаментомъ нашей общественности и главнымъ подспорьемъ нашего искусства во всѣхъ его видахъ.

Будучи еще въ школѣ, мы преувеличиваемъ свои отмѣтки, драки съ товарищами и долги отцовъ. Ставъ взрослыми, мы преувеличиваемъ свои чувства, дѣла, доходы, — конечно, только не предъ сборщикомъ налоговъ, которому преувеличиваемъ свои расходы: преувеличиваемъ свои не только хорошія, но и дурныя качества, если это нужно хотя бы для того, чтобы не мозолить глазъ другимъ своею относительною чистотою; бываетъ что съ этой цѣлью самый порядочный человѣкъ притворяется отъявленнымъ негодяемъ.

Мы такъ низко опустились, что все свое существованіе основываемъ на преувеличеніяхъ, т.-е., собственно говоря, на лжи. Это мы называемъ «сохраненіемъ видимости», и мнѣ кажется, что не могло быть придумано болѣе горькой фразы для обрисовки нашей безразсудности.

Имѣемъ сто фунтовъ годового дохода, а увѣряемъ, чтоимѣемъ двѣсти. Когда мы имѣемъ пятьсотъ фунтовъ дохода, то кричимъ, что у насъ тысяча, и тогда «общество», состоящее изъ нѣсколькихъ лицъ, въ томъ числѣ двухъ трамвайныхъ знакомыхъ, вѣритъ, что мы должны имѣть, по крайней мѣрѣ, семьсотъ фунтовъ дохода или хотя на такую же сумму долговъ. Правду знаютъ только лавочники, находящіеся въ особомъ соглашеніи съ нашей прислугой.

Пріобрѣвъ извѣстный опытъ, мы, въ концѣ-концовъ, лжемъ и притворяемся уже вовсю и, обладая лишь очень ограниченными средствами, швыряемся деньгами словно индійскіе раджи. Впрочемъ, мы изловчаемся дѣлать и такъ, чтобы только казалось, будто мы швыряемся деньгами; научаемся покупать кажущимися деньгами такое же кажущееся благосостояніе. И прекрасный міръ толпится вокругъ насъ съ одобрительнымъ смѣхомъ и громкими рукоплесканіями, въ чаяніи пріятной подачки отъ насъ и въ ожиданіи той богатой «сильными ощущеніями» неизбѣжной минуты, когда насъ сразу прихлопнетъ мощнымъ ударомъ всесокрушающаго молота вѣчной истины.

Да, друзья мои, правдивость и честность въ наши дни вышли изъ моды и, какъ лишній балластъ, выброшены за бортъ нашего житейскаго обихода. Нынче въ спросѣ одна видимость. Мы презираемъ твердую почву, предоставляемую намъ матерью-землею, и предпочитаемъ воздвигать свои жилища въ окутанной радужною дымкою странѣ тѣни и химеры.

Для насъ самихъ, скрывающихся за этой радужной дымкою, нѣтъ ничего, кромѣ холодныхъ и сырыхъ тумановъ и постоянной боязни, что вотъ-вотъ тѣ облака, на которыя мы забрались, расплывутся, и мы, низринувшись съ нихъ, снова очутимся все на той же презрѣнной землѣ.