Часы без пружины

- Да, да, - торопливо кивнул Николай Аникеевич, - я только хотел узнать, как он и удобно ли посетить его?

- Как он? Как огурчик. Как может чувствовать себя человек в его возрасте после второго инфаркта? Хотя и микро? - Женщина в халате пожала плечами, явно осуждая мужа и за возраст, и за инфаркт. - Сходите. - Она назвала больницу и двинулась на Николая Аникеевича, заставляя его отступать к двери. Девица принялась стаскивать "Сингапур" через голову, и он выскочил на лестницу.

Назавтра сразу после работы он поехал в больницу. Окошко с табличкой "Справочная" было закрыто. Гардеробщик с огромной кружкой чая в руках сказал:

- Да вы ее не ждите, она сегодня не пришла.

- А как же мне узнать, в какой палате больной?

- Знаете, когда поступил? Сходите в приемное отделение. Как выйдете, направо за угол.

От слов "приемное отделение" легкий озноб прошел по спине Николая Аникеевича. Несколько лет назад появились у него затруднения с мочеиспусканием. Дня два он терпел, а потом пошел в поликлинику. Молодой смуглый врач мучил его минут двадцать. Руки его дрожали, и Николай Аникеевич заметил, как на лбу его выступила испарина.

- Что вы делаете? - вдруг закричал врач. - Немедленно в больницу. Экстренная госпитализация.

Он начал что-то быстро писать, куда-то звонить, а Николай Аникеевич сидел словно в трансе, думая о себе так, как будто это не его кладут в больницу, а какого-то другого человека, по странному совпадению тоже Николая Аникеевича и тоже Изъюрова.

В приемном покое больницы толстая женщина в халате опять что-то долго писала, а потом провела его в небольшую комнатку со странной табличкой "Мужская смотровая". Посреди комнатки стояла каталка, а на ней лежал старик, прикрытый тонким казенным одеялом. Внезапно старик поднял костлявую, по-детски тоненькую ручонку с темной морщинистой кожей, слабым жестом погрозил стене с плакатом "Если у вас дома больной гриппом" и дребезжащим голосом выкрикнул:

- Справа, справа, ребятки...

Высоченный человек с застывшей улыбкой и неподвижными глазами слепца сказал:

- Лежи, лежи, дедушка, скоро врач придет.

- Да что это такое за безобразие, - не очень решительно сказал немолодой седой человек, поглаживая по плечу бледного юношу лет семнадцати с длинными волосами. - Второй час ждем уролога.

В комнату заходили и выходили молодые люди в белых и зеленоватых халатах, чрезвычайно озабоченные и торопливые, у всех на груди висели стетоскопы, но движения их были суетливы и неуверенны.

- Справа, справа, ребяты... - снова выкрикнул старик и поднял было руку, но она тут же упала.

- Ты не бойся, детка, - говорил седой человек, нежно проводя рукой по волосам сына, - все будет хорошо...

Николай Анлкеевич сидел не шевелясь, остро чувствуя страшную хрупкость человеческого тела. Боже, это же чудо, что такой сложный механизм может хоть немножко, хоть чуть-чуть работать без поломки, без того, чтобы тут же не оказаться в маленькой комнатке со странным названием "Мужская смотровая".

Потом уролог, тоже молодой человек в белом халате, не очень ловко, но решительно вогнал в него катетер, по трубочке потекла моча, и он сказал:

- Какая к черту анурия, пишут всякую ахинею, идиоты, почки дай бог каждому...

Николай Аникеевич почувствовал прилив жаркой благодарности к молодому человеку, к своим почкам и даже к моче...

Виктор Александрович Вахрушев лежал во второй кардиологии и оказался толстым человеком с бело-мучнистым больничным лицом.

- Вы ко мне? - спросил он Николая Аникеевича.

- Да...

Лицо Вахрушева начало было почему-то складываться в ироническую улыбку, но вдруг исказилось от боли.

- У-у, - он со свистом вздохнул сквозь сжатые зубы, помолчал несколько секунд, потом сказал: - Так и должно быть...

- Что? - спросил Николай Аникеевич, с брезгливой жалостью посмотрел на все еще напряженно нахмуренный лоб. О господи, какое счастье, что не он это лежит распятый на больничной койке, не его пронизывает боль.

- Так и должно быть, - уже тверже сказал Вахрушев. - Чужие люди приходят, а единственная внучка никак не может найти время навестить умирающего деда. Что поделаешь, современный баскетбол требует самых серьезных тренировок... Но хватит жаловаться. Вы по поводу экспертизы?

- Я...

- Я все передал Аркадию Семеновичу Падалко. Вернее, жена передала, когда это случилось. Закончить заключение я не успел, но кое-что написал.

- Простите, Виктор Александрович, но я вовсе не по этому делу. Я... Как бы вам это выразить пояснее? Видите ли...

- А кто вы, собственно? - строго спросил Вахрушев.

- Изъюров Николай Аникеевич. Я хотел спросить вас о покойном Василии Евграфыче...

- О ком, о ком?

Сердце Николая Аникеевича тоскливо сжалось. Не он. Зачем все это? Весь этот бред. И нелепые часы, и его детское любопытство вдруг показались ему здесь, в больнице, где отпадает все незначительное, ничтожными, не имеющими никакого значения.

- Автомеханик был такой, Василий Евграфыч... - глупо лепетал он.

- Чушь какая-то! - сердито сказал Вахрушев. - Никакого Евграфа Васильевича я не знаю. Чушь! Нонсенс.

- Простите, я, должно быть, ошибся...