Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ

– Честно? Я от Танечки отказаться не могу. Очень привык, не мыслю, что нет её. Знаешь, какая она славная! И меня узнаёт. Вот прихожу, подойду к кроватке, она смотрит на меня сначала серьёзно, а потом как улыбнётся и ножками бьёт от радости. Так быстро растёт, не представляешь! Если день не бываю, то просто не живу. Что я тебе рассказываю! У тебя таких двое выросли.

– Я в рейсах всё время был. И по-человечески у меня… Семья! Это у тебя на разрыв мозга ситуация, оттого так остро всё и воспринимаешь. Со Светланой-то как?

– Да никак! Чужие, и она холодная. У нас и близости-то нет. Она не просит, ну и я как-то спокойно. А с Летицией у нас всегда с этим вопросом непросто было. Любить – любим, а дальше сложно. Как-то в своё время на самотёк всё пустили и отдалились друг от друга. Может, поэтому и со Светой так получилось, что не хватало чего-то. А начинать поздно, не знаю, с какой стороны подступиться. Ей и не надо этого. Так что скоро стану я девственником в свои сорок с лишним. Вроде и не возраст?! Ты как думаешь?

Толик усмехнулся.

– У меня таких проблем нет! Я без этого не могу! И моя в этом вопросе покладистая, и на судне постоянная есть. Мужик без этого дела не мужик! Так что пересмотри своё отношение. И самому надо быть поактивней, как старый дед разнылся, слушать противно.

А Светлана всё же в один день одумалась и решила, что слишком строго она с Петром поступает: хоть глаза бы его не видели, но надо поласковей быть, вдруг надоест ему всё, и останется она с дочкой-калекой одна, хоть врачи и успокаивали – разрастётся, вытянется, не так заметен дефект будет:

– Подождите, ещё красавицей станет, главное, чтобы смышлёной была!

Пётр Алексеевич на целый август под Зеленогорском в санаторий Свету с дочкой определил: сосны, залив, песочек золотой. Сам только по выходным приезжал, нагруженный всякой всячиной.

Светлане на работу хотелось – отсидит год положенный и выйдет, мочи нет, надо ясли подыскивать по прописке. Петя против:

– Я же обеспечиваю вас. Пусть ребёнок окрепнет, постарше станет, сам себя хоть как-то обслуживать начнёт. Думаешь, очень в яслях за малышами следят? Простуда, сопли! Вот увидишь, только на больничном и будешь сидеть.

Танечка быстро развивалась. В годик пошла. Так вроде смотришь – ребёнок как ребёнок, премилый, и не видно, что спинка неровная, если платьице свободное. В полтора стишки уже читает, смешно картавит, но старается, забавно у неё получается. Отца увидит – и бегом на руки. Обхватит сильно, к себе прижмёт, головку набок положит и притихнет, а глазки смеются, хитрющие.

Лютик пригласила двоюродную сестру из Владивостока, и та уже целую неделю гостила у них дома. Никаких отговорок не принималось, и частные визиты Петру на время настоятельно рекомендовалось отложить – мотается все дни, не передохнёт, да и перед родственницей неловко.

Летиция закатывала вечерние ужины с посиделками, брала билеты на концерты и спектакли, и Петру Алексеевичу приходилось волей-неволей сопровождать дам. Отношения со Светланой накалялись, и она периодически закатывала дикие скандалы, которые обязательно заканчивались слезами. Ему было жаль её, и мысль, куда двигаться дальше, тяготила и висела над ним грозовой тучей. Больно было осознавать, что его ребёнок так и живёт в страшной коммуналке, а он бессовестно наслаждается в просторной квартире на канале Грибоедова, с окнами на Банковский мостик. Он предлагал присмотреть что-нибудь другое, но Светлана категорически отказывалась – скорее всего, из желания сделать больно. Эта облезлая комнатёнка с невообразимым количеством соседей была ему немым укором за нерешительность и нежелание менять что-либо в своей жизни. В итоге согласился отдать Танечку в ясли, думая: так будет лучше. Света начала срываться на малышке по любому поводу. Однажды не выдержала и при нём схватила её больно за волосы. У Петра всё потемнело в глазах, чуть руку не поднял и пригрозил, что если ещё раз увидит, то примет крайние меры. Света лишь нагло рассмеялась:

– Какие меры? Спятил что ли? К Лютику побежишь жаловаться? Да кто ты вообще нам? Никто! Ты даже ребёнка на свою фамилию не записал! – она любила трясти перед его носом Танюшиным свидетельством о рождении и тыкать пальцем в графу «отец», где красовался унизительный прочерк.

На свою прежнюю работу Светлана не вернулась, устроилась в женскую консультацию в другом районе, и ей приходилось тратить на дорогу гораздо больше времени. Как и предполагал Пётр, с больничного по уходу за ребёнком Света не вылезала. Таня часто простужалась, даже схватила двустороннее воспаление лёгких, скорее всего, по недосмотру, в чём он ничуть не сомневался. У Петра Алексеевича появился самый важный пациент – его собственная дочь, и он сначала торопился к ней, а уж потом по всем остальным вызовам. От такой чрезмерной заботы у Светланы кроме раздражения никакой другой реакции не случалось:

– Не легче участкового врача вызвать, в то время как самому съездить туда, где заплатят?!