Часы без циферблата, или Полный ЭНЦЕФАРЕКТ

Танечка стояла у окна и смотрела, как соседские дети играют во дворе, и почти все без шапочек, в совсем лёгких куртках, значит, сегодня очень тепло. Деревья сплошь покрыты сочным зелёным туманом, это почки раскрылись и показали свои первые крошечные листочки, даже кое-где выскочили жёлтые одуванчики. Ей захотелось на улицу. Без маминого разрешения нельзя, и в спальню заходить тоже нельзя, вдруг спит, начнёт кричать. Она решила не огорчаться и во что-нибудь поиграть. Завтра папа заберёт её из детского садика, и она уговорит его немного погулять, и обязательно у метро купят мороженое, и он, как всегда, скажет: «Ну и что? Не отказывать же себе в таком удовольствии?! Заболит горло – будем лечить, недаром у тебя папа лор». А мама всегда говорит «нет»: «Вырастешь, станешь самостоятельным человеком и будешь лопать своё мороженое с утра до вечера и болеть сколько влезет, а мне не сильно нравится с тобой возиться и в четырёх стенах сидеть».

Вся детсадовская старшая группа шумно одевалась, кто сам, а кого и родители – многие до сих пор бантиком шнурки на ботинках завязать не могут. Помогать Тане не надо, она всё сама давно умеет: и кровать с утра застелет, и чашку за собой помоет, даже бутерброд сделать может, только хлеб толстыми неровными кусками нарезает, никак не наловчится.

– Пап, а что ты такой небритый? Колючий, как ёжик, – смеялась Танечка, заглядывала отцу в глаза и нежно гладила по лицу своей маленькой ручкой.

Пётр Алексеевич места не находил, как маму по срочной госпитализировали. Первую ночь в больнице провёл, хорошо коллеги-медики диван в ординаторской определили, вошли в положение. Кого он только не вспомнил – и Бога, и космос, и вселенскую справедливость… Если что с мамой – точно не выкарабкается, раздавит его жизнь, не хватит сил бороться, даже Танюша не спасёт, устал.

На утро в отделении интенсивной терапии Лютика увидел – с врачом лечащим разговаривала. Он чуть сквозь землю не провалился: «Откуда узнала?! Неужели мама успела позвонить, когда совсем плохо стало?»

Как трус, стоял за углом и так и не решился подойти. Столько времени прошло, зачем ворошить!

«Может, появился кто?!» – Пётр вздрогнул от этой мысли, которая была настолько неожиданной, словно вдруг бросили камень в окно, и осколки стекла со страшным звоном разлетелись в разные стороны.

Летиция прекрасно выглядела, даже похорошела. Стиль и манера держаться остались прежними, но что-то всё-таки изменилось – увереннее, что ли, стала или просто сильнее. Странно, но когда ушёл от Светы, а вернее сказать, выгнали, как ненужную единицу, каждый день мучительно вспоминал Лютика.

Он почти привык жить с мамой и мотаться каждый день на работу в другой конец города – ко всему как быстро привыкаешь, так быстро и отвыкаешь. Это только поначалу кажется трудно и непривычно, а потом как и не менялось ничего. В этом году Танюша в школу пойдёт, без продлёнки не обойтись. И сколько раз Свету просил не пропускать занятия по лечебной физкультуре, всё впустую. Трудно – отдай ребёнка маме. Не соглашается, как назло делает.

Светлана не вредничала и специально ничего не делала, просто есть порядок – не может мать от своего ребёнка отказаться, ещё и в пользу мужика, с которым и в браке-то не состояла. Не принято так, и всё! А кому как лучше, ей-то какое дело? Танька обстирана, не голодает, растёт и растёт себе.

Ну не чувствует она к дочери особой привязанности! Может, по-своему и переживает, что уродилась дефектной и здоровьем хлипкая, а на душе пустота. Когда совсем малышкой была, ещё что-то теплилось, особенно когда, тихо посапывая, на руках засыпала, и Светлана забывала, что Таня особенная, казалось, просто обычная крошечная девочка к её груди прижимается. Порой и стыдно становилось, что мать она никудышная, но поделать ничего с собой не могла. А если спросить: «Любишь Таньку?» – не задумываясь, сказала бы: «Да!»

У неё в голове последнее время и было только одно – Олег. Знала, не понравилась она ему, может, и был у него какой порыв мимолётный от нечего делать, да пропал.

И Эля, как назло, каждый день названивает:

– Ну как там у вас, продвигается?

Всё ей любопытно, что с ним связано, – завидует и до конца поверить не может, сомнения гложут.

Олег после той дурной ночи в себя прийти не мог, нет-нет да лезет на ум эта чёртова Спиридонова со своей любовью навязчивой. Когда Юлька первый раз предала и в Москву к мужику укатила, много разных баб перебывало – и влюблялись, и доставали всячески, – а ему неинтересно, не трогало. Тут было другое, задело как-то. Может, устал любить, пусть теперь его любят? Так, может, легче по своему вкусу найти, красивую, вон сколько вокруг мечется, и все в любовь играть норовят. В том-то и дело, что Света эта вроде как не играла, по-честному с ума по нему сходила, и настойчивая, без капли женской гордости. Нельзя сказать – часто думал, но приходило… Иногда смеялся в голос, даже Сергею рассказал, что с ним приключилось.

– Раз вспоминаешь, значит, не просто…