Часы бьют полночь (СИ)

Она выпалила всё на одном дыхании. Сбивчиво, непонятно — какая разница? Главное сейчас не это. Главное — найти котят и, если они целы…

Взгляд судорожно метался из стороны в сторону. Крыльцо? Нет. Ни единого следа, намекающего, что здесь лежала коробка. Может, кусты сбоку от подъезда? Тоже нет! Они довольно близко, Оля бы заметила при выходе, будь там что-нибудь.

— Может, забрал кто? — предположил Женька. — Ну, знаешь, проходили мимо, пожалели, решили отнести куда-нибудь в тепло или вообще оставить себе.

Оля рассеянно кивнула. Да, звучало правдоподобно и казалось самым вероятным исходом из возможных: котят спасли. В конце концов, зачем полуволку, преследовавшему её, трогать животных?

Но дурное предчувствие, что ворочалось внутри, никуда не делось. Что-то внутри подсказывало ей: не обманывай себя. Ничего хорошего с ними не случилось, и ты это знаешь, знаешь с того самого момента, как уронила коробку и помчалась к подъезду, не подобрав её.

— Хочется верить, — всё-таки ответила она, стараясь выглядеть спокойной. — Очень хочется, но…

— Им было бы просто некуда отсюда деться, ты же понимаешь? Разве что в мусорку.

Оля кивнула ещё раз. Мусорные баки, видневшиеся в отдалении, не особо хорошо просматривались с крыльца. Она прищурилась и вытянула голову, но ничего не заметила.

— Пойдём проверим, — решила Оля. — Маловероятно, но вдруг и правда в мусорку?

— Окей-окей, — Женька пожал плечами. — Не понимаю, правда, зачем кому-то выкидывать котят туда.

Оля тоже не понимала. Но что-то внутри влекло её вперёд, к мусорным бакам. Как будто невидимая сила толкала в спину и шептала: ты должна это сделать. Ты должна туда подойти.

Как будто разом обострилось предчувствие неизбежного, вновь завелись злосчастные часы судного дня, чьи стрелки вели безжалостный отчёт с самого начала ноября. Оля понимала, что не должна туда идти. Не должна этого видеть.

— Но мне нужно найти их, — прошептала она, споря не столько с Женькой, сколько с дурным предчувствием внутри себя. — Я должна. Я обещала.

Каждое слово Оля подкрепляла шагом в сторону мусорки. Сперва неуверенным, потом — всё более и более быстрым. Ноги точно сами несли её туда, почти срываясь на бег, как будто и не было вокруг этого чёртового гололёда.

Она даже ни разу не поскользнулась, пока бежала к чёрно-зелёным громадам баков.

В нос ударил запах прокисшей еды, вечный спутник помойки. Нагромождение пакетов, слегка присыпанных снегом, соседствовало с выброшенной одеждой, которая больше напоминала тряпки, и россыпью бычков. Кто-то, как обычно, не докинул.

Коробки не было. Никто не пищал, а баки были заполнены почти полностью — и среди их содержимого не виднелось ничего, что могло бы напоминать кошачью пушистую шкурку.

— Вот видишь, — вздохнул Женька сбоку. — Ничего такого. Скорее всего, их кто-то забрал.

— Кто знает, — пробормотала Оля. Её вдруг осенило. — Мало ли зачем кому-то может понадобиться их забирать?

— Ты о чём?

Вспомнился утренний Стаськин рассказ. О кошачьем маньяке, который завёлся в городе, пока Оля болела, и вот уже с неделю находил и потрошил несчастных животных. Из-за ситуации с собакой она совершенно о нём забыла. Но сейчас, когда котята пропали, непрошеные воспоминания липкой тревогой полезли в голову.

— А, понял, — кивнул Женька, так и не дождавшись ответа. — Ты о живодёре? Вряд ли. Вероятности не те. Ты представь, из всех возможных мест он именно сегодня должен был выбрать именно этот двор? Нет, возможно, конечно, но…

Оля молчала. Одноклассник задумчиво прошёлся вдоль крытого навеса, под которым стояли баки.

— Но это даже звучит нереалистично, — закончил он, отходя от мусорок в сторону. — Говорю же, не те вероятности. Так что, скорее всего, котят действительно забрал хороший человек, и они теперь в полной безопас…

Он осёкся, не договорив, и у Оли вновь сжалось сердце в беспокойном предчувствии.

— Что? — поторопила она.

Женька не ответил, напряжённо вглядываясь куда-то в сугробы за баками. Оля отследила его взгляд. Точно, снег с той стороны навеса в полумраке казался каким-то… тёмным?

Присмотревшись, она поняла: сугробы сбоку выглядели примятыми, точно по ним ходил кто-то очень тяжёлый. Или что-то волокли.

Оля осторожно сделала несколько шагов в сторону тёмных пятен. Заглянула за навес, чувствуя, как тревожно шумит в ушах разбушевавшееся сердце, а губы почему-то дрожат, словно она снова увидела полуволка. И с криком отшатнулась в сторону.

Снег за помойкой был покрыт пятнами крови, почти чёрными в сгущающихся сумерках. Вокруг валялись мокрые, заляпанные всё теми же пятнами обрывки картонной коробки.

И котята. Все трое. Рядком, вытянувшись в струнку: неведомый живодёр отличался какой-то дьявольской педантичностью.

Рыжий, серый и трёхцветная. Все — мёртвые.

— Твою мать, — прошептала Оля, отодвигаясь подальше от ужасной картины. Она остановилась, лишь когда поняла, что упирается спиной в Женьку, который точно так же уставился на трупики.