Часы для мистера Келли. Двое среди людей

— Помилосердствуйте, я же еле расплачусь со своими людьми.

— Хорошо. Сорок процентов, и давайте кончим этот разговор.

Балашов тяжело вздохнул:

— Давайте…

Коржаев отпил глоток теплого мутного вина и сказал:

— Обо всех возможных у меня изменениях я вам напишу.

Балашов мгновенье подумал.

— На мой адрес лучше не надо. Видите ли, у меня молодая и ревнивая жена, обладающая скверной привычкой читать мою корреспонденцию. А поскольку я ее не посвящаю в свои дела, то ей лучше ничего и не знать. Запомните такой адрес: «Большая Грузинская улица, дом сто двенадцать, квартира семь, Мосину Ю.». Он мне сразу же передаст.

— А он не любопытный?

— Все, что захотите передать мне, пишите ему. Это абсолютно надежный, мой человек. Я вам как-то говорил о нем. Это Джага. В письме к нему так и обращайтесь, я буду знать точно, что оно от вас. Тогда и подписывать вам не надо будет.

— Хорошо, в случае чего я буду иметь в виду этот почтовый ящик.

Коржаев проиграл бой окончательно. Когда он затворил за Балашовым дверь, его одолели неясные сомнения. Этот человек хоть и лопух, но какой-то уж очень скользкий. Непонятно почему, но он вызывает подозрение. Нет, надо быть с ним осторожнее. Коржаев только не знал, что у него почти не осталось на это времени. Той же ночью он вылетел в Одессу.

А Балашов сидел в это время у Крота в Останкине.

— Осталось мало времени. Сегодня я говорил со стариком, и мне кажется, что он уже не сможет предупредить Гастролера. Хоть он и ничего не сказал мне, но вот тебе голову на отсечение, если я ошибаюсь: к приезду Гастролера он вернется сюда, чтобы его встретить. Видимо, он не может сидеть здесь и дожидаться его.

— И что?

— Ничего. Просто давай обсудим, как лучше с ним кончать. Ты вообще-то готов? Или как?

— Готов, — безразлично сказал Крот…

По-латыни обозначает…

На Петровку Тихонов явился к вечеру. Бегом, через две ступени, взбежал он на второй этаж и без стука влетел в кабинет своего начальника майора Шадрина.

— Борис Иваныч! Имеем новые сведения!

— Ладно. Ты присядь, отдохни, — усмехнулся Шадрин.

— Нет, я же на полном серьезе вам говорю, Борис Иваныч! Пока фортуна стоит к нам лицом! — закипятился Стас.

Шадрин откинулся на стуле, не торопясь достал сигарету, закурил. На его длинном худом лице не было ни восторга, ни нетерпения. Спокойное лицо занятого человека.

— Ну что ж, давай делись своими голубыми милицейскими радостями.

— Так вот. Наш друг — Мосин-Джага, оказывается, работает на часовом заводе. Для меня это был первый приятный сюрприз: вот они откуда берутся — винтики, колесики, аксики! Поехал я на завод — поинтересоваться Джагой поближе. Порасспрошал людей про некоторых, ну и про Джагу в том числе. Насчет боржома — неизвестно, а вот водочкой мой «подопечный» балуется крепко: в бухгалтерии по повесткам вытрезвителя уже дважды у него штрафы высчитывали. А на водочку нужны знаки…

— Какие знаки? — удивился Шадрин.

— Ну какие? Денежные… Характеризуют Джагу, прямо скажем, не ай-яй-яй. Правда, сам он ни разу в кражах не попадался, но подозрения на него бывали.

— Это какие же подозрения?

— Обыкновенные. Как в римском праве: пост хок, эрго проптор хок!

— Как, как? — переспросил Шадрин.

— Ну, это по-латыни. Обозначает: «Из-за этого, значит поэтому», — небрежно бросил Стас. — Так вот, пропадут в одном, другом цехе какие-нибудь детальки, тут все давай вспоминать — то да се… А потом всплывает: Юрка-монтер в обед у станков ковырялся, провода смотрел. Раз, другой, потом его самого по-рабочему — за лацканы. Он, конечно, в амбицию: «Вы меня поймали? Нет? Ну и катитесь!» Тем пока и кончалось.

Шадрин громко расхохотался:

— Слушай, Тихонов, ну, отчего ты такой трепач? «Пост хок» твой несчастный обозначает «после этого, значит поэтому»! И это не из римского права вовсе, а из курса логики. И является примером грубой логической ошибки. Ясно?

— Ясно, — не смущаясь, сказал Тихонов. — Тем более. Вы лучше дальше послушайте. Оказывается, на участке, где корпуса пропали, работает Кондратьева Зинаида, родная племянница Джаги.

— Все это очень интересно, — сказал Шадрин. — Так что ты предлагаешь теперь?

— Да это ж слепому ясно!

— У меня зрение неплохое, но мне еще не очень ясно. Так что уж подскажи.

— Надо бы Джагу сегодня же посадить, — сказал Стас.

Шадрин сделал испуганные глаза и надул щеки.

— Уф! Прямо-таки сегодня?

— А что? В этом есть свои резоны.

— Позволь уж поинтересоваться, дорогой мой Тихонов, а за что мы его посадим?

— Кого это вы тут сажаете? — спросил вошедший Приходько.

— Заходи, Сережа. Я вот предлагаю Джагу окунуть в КПЗ. А Борис Иваныч с меня саржи рисует. Давай вместе думать. Ведь Джага — явный преступник. Кому Коржаев блатное письмо адресовал? Джаге! Если мы его здесь сутки подержим, он, как штык, разговорится. Прижмем письмом — расскажет про Коржаева. Потом сдаст Хромого, возьмемся за племянницу — выяснится насчет корпусов…

— Светило! Анатолий Федорович Кони — да и только. Просто изумительный пафос обвинителя, — сказал Шадрин, невозмутимо покуривая свою «Шипку».

Приходько покрутил в руках карандаш, потом поднял на Стаса глаза: