Часы для мистера Келли. Двое среди людей

— Товарищ Шадрин? Докладывает дежурный сто тридцать восьмого отделения Трифонов. Ваши товарищи уже взяли Костюка и выехали на Петровку, минут через пятнадцать будут.

— Пострадавших нет?

— Нет. Промокли только сильно и синяков, конечно, парочку схватили…

— Спасибо большое! — Шадрин радостно засмеялся. — Ульянов, зови Приходько скорее, он по коридору ходит, нервничает.

И снова звонок. В наступившей тишине был слышен голос оперативного дежурного, бившийся в мембране телефона:

— Товарищ Шадрин! Сообщение от Звезды: десять минут назад ваши клиенты в темноте, под дождем, вынесли из сарая и погрузили в машину четыре канистры с бензином, после чего вернулись домой. В помещении темно. Ваши распоряжения?

— Продолжать работу. В район наблюдения выходит спецмашина. Все.

— Интересно, что это Балашов так бензином загрузился? — сказал Шадрин Кольцову. — Неужели в дальний путь собрался? Как-то маловероятно, ведь он же должен быть на работе. Тогда зачем ему столько бензина?

— Непонятно пока. Ладно, на месте разберемся, Борис, со мной поедет Толмачев. Я хочу сам присмотреть за Балашовым. А ты минут через пятнадцать посылай ребят перехватить Цинклера…

Провожая вторую группу, Шадрин напомнил Приходько:

— Цинклер распорядился разбудить его в пять тридцать. Не исключено, однако, что эта старая лиса может вылезти из норы раньше. Так что смотрите не прозевайте. Ну, ни пуха…

— Эх, жалко, хотел Стаса повидать, — сказал Приходько.

— Ничего, отложим вашу встречу до завтра.

— Вы имеете в виду — до сегодня, до утра.

— А, черт. Конечно. Сегодня уже идет полным ходом. Удачи вам, ребята…

Распахнулись ворота. Оперативная машина стремительно вылетела в переулок. На повороте пронзительно заскрипели покрышки. Еще дымился мокрый асфальт, на улицах гасли фонари. Откуда-то издалека донесся короткий тревожный вскрик сирены оперативной машины…

Четыре часа утра

Крот сидел на стуле боком, глядя в окно. Тихонов подошел к выключателю, повернул его, и, когда в комнате погас свет, стало видно, что утро уже наступило.

— Вот мы и встретились, наконец, гражданин Костюк, он же Ланде, он же Орлов…

— Я к вам на свидание не рвался.

— Это уж точно. Зато мы очень хотели повидаться. Вот и довелось все-таки.

— А чего это вам так не терпелось? — нагло спросил Крот, пока в голове еще умирала мысль: «Может быть, не все знают…»

— Во-первых, Костюк, должок ваш перед исправительно-трудовой колонией не отработан…

Крот перехватил вздох.

— А во-вторых, есть у меня еще один вопрос к вам.

— Это какой же еще вопрос?

Стас перегнулся через стол и, глядя Кроту прямо в глаза, спросил тихо:

— Вы за что Коржаева убили?

Крот отшатнулся и медленно, заплетаясь языком, сказал:

— К-какого К-коржаева?

— Одесского Коржаева. Вашего с Хромым да с Джагой компаньона.

— Я не знаю никакого Коржаева! — закричал визгливо Крот. — Что вы мне шьете, псы проклятые! Не видел, не знаю никакого Коржаева. Пушку держал, за это отвечу, а чужого не шейте! А-а!!!

Тихонов сидел, спокойно откинувшись в кресле, чуть заметно улыбался. Крот заходился в крике. Тихонов вдруг резко хлопнул ладонью по столу, и Крот от неожиданности замолк. Стас засмеялся:

— Вот так, Костюк. И не вздумай мне устраивать здесь представление. Мне с тобой сейчас некогда возиться. Может быть, когда Балашов тебе расскажет, зачем ты ездил в Одессу две недели назад, ты вспомнишь, кто такой Коржаев.

— Вот и спрашивайте у того, кто вас послал ко мне.

— Глупо. Нас послал закон. И ты сам себе отрезал пути к отступлению, потому что единственное, на что ты еще мог рассчитывать, — это снисхождение суда за чистосердечное раскаяние.

— Я никого не убивал, — упрямо сказал Крот. — Это Хромой на меня со злобы настучал. Он сам вор.

— Ты мне отвечай на мои вопросы. О Хромом я не меньше тебя знаю. Последний раз я тебя спрашиваю: за что ты убил Коржаева?

— Никого я не убивал.

Тихонов посмотрел на него испытующе:

— Я и раньше знал, что ты вор и убийца. Но я думал, что ты не глуп. Смотри, — Тихонов открыл стол, достал оттуда кастет и сберегательные книжки. — Вот этим кастетом ты проломил Коржаеву череп. А это сберегательные книжки, которые ты у него украл после убийства. А мы их нашли за батареей на твоей хазе в Останкине. Ты собирался получить вклады по этим книжкам, подделав подпись Коржаева, но побоялся сделать это сейчас, дожидаясь, пока дело немного заглохнет. Так? Да вот, видишь, не заглохло. Будешь теперь говорить?

— Не знаю я ничего и говорить ничего не буду.

— Смотри, дело хозяйское. Я к тебе, честно скажу, никакого сочувствия не испытываю. Но мой долг тебя предупредить еще раз: нераскаявшихся преступников суд не любит и отмеряет им полной мерой за все их делишки.

— Из заключения бежал — это было. А остальное — вы еще докажите, что я преступник.

— А тебе мало?

— Мало. Никакого Коржаева я не знаю, а книжки вчера нашел в Останкинском парке.