Часы, идущие назад

– Что вы такое плетете? – воскликнула визгливо Ульяна Антипова. – Какой браслет? Я по ломбардам не хожу. И… тетя Мари, это какая-то ошибка! Я понятия не имею, о чем речь!

Молотова пристально смотрела на Ульяну.

– Это ошибка, – упрямо повторила та.

Пауза.

Катя все ждала, что Гущин вмешается. Но он молчал. Тогда Катя пожала плечами.

Ульяна Антипова открыла дверь палаты и вышла.

Молотова тяжело оперлась на кровать, капитан Первоцветов подставил ей плечо, и она прислонилась к нему, словно путник в великой усталости. Закрыла глаза.

– Вы хорошо держитесь, Мария Вадимовна, – сказал Гущин.

– А что еще остается? Я много чего повидала в этой жизни. И ко многому была готова. Единственное, к чему я не была готова, – это к тому, что мальчик… он уйдет так быстро. Что я его переживу. Многие скажут – он ведь был не родной мне племянник. По мужу. По третьему мужу. Но когда нет своих детей… А он был таким славным мальчиком! Добрым. Снисходительным к моим капризам и… Я виню себя в том, что зазвала его сюда, в Горьевск, хотя ему надо было остаться в Москве. А я – эгоистка – не хотела торчать тут, на даче, одна. Слишком темно вечерами, слишком много стекла в доме, окон, слишком много теней за этими окнами. Я не хотела жить одна в большом доме. Хотела, чтобы он… Макар был рядом, заботился обо мне, как я о нем в детстве. Я поставила ему условие: я оставлю ему все, что имею – квартиру, дачу, а он… пусть меня не бросает на старости лет. И он не бросил. Он даже приехал сюда в эту осень по моему капризу. И вот – поплатился жизнью.

– У вас есть подозрения, кто это мог сделать? – спросил Гущин.

– А у вас есть подозрения? Вы полиция. У вас сила, оборудование, техника, улики. Что вы спрашиваете меня?

– Запутались мы, Мария Вадимовна. В прошлом запутались и в настоящем. Есть ведь какой-то секрет, да? Сам способ убийства. Место. Все это не случайно, ведь так? Два повешенных за три года. И сто лет назад такое уже было в Горьевске.

– Какие у вас ко мне вопросы – в больнице, в отделении кардиологии?

– Вы когда Макара последний раз видели?

– Вчера. Мы позавтракали вместе. Он взял велосипед и сказал, что покатается по окрестностям. Тут нечего делать. Кинотеатр – и тот закрыт. Он проводил время, занимаясь спортом. Уехал, и больше мы не виделись.

– А что вы делали вчера?

– С приятельницами трепалась по телефону полдня. Потом подрезала сучья в саду. Затем поехала в музей.

– Вечером? Зачем?

– От скуки. – Молотова смотрела на них темными глазами, сухими, без слез. – У меня не было никакого предчувствия. Ничего дурного. Я и к ужину его не ждала. Я не кулинар. Он… Макар обычно сам что-то искал в холодильнике поесть.

– Мария Вадимовна, почему его повесили в башне на часах?

– Вы у меня это спрашиваете, вы, полиция?

– Да, у вас. Почему повесили там же Аглаю Добролюбову? Почему до всех этих убийств сто лет назад там же, на часах в башне, повесили эту вашу местную ведьму?

– Кого?

– Аглаю Шубникову, купеческую дочку.

– Никто ее не вешал. Она сама удавилась.

– А, знаете, следовательно, как дело было!

– А при чем здесь это?

– Я думаю, вам отлично известно, при чем здесь это. Значит, тогда, сто лет назад, было самоубийство.

– Да, самоубийство в форме добровольного жертвоприношения.

– Слово какое… жертвоприношение… Сто смыслов. – Гущин потер переносицу. – А нынешние дела, нынешние убийства?

– Вы задаете вопрос, на который я не в состоянии ответить.

– Весь город высыпал на улицу смотреть, как пошли старые часы на башне. Конечно, вещь любопытная. Механизм сработал, что-то закоротило там в результате… – Тут Гущин осекся, помолчал, осторожно подбирая слова. – Редкое явление. Но реакция здешних жителей была крайне эмоциональной. Складывается впечатление, что в городе соотносят это происшествие с какими-то вещами, о которых нам, полиции, приезжим, не говорят.

– Никто не хочет выглядеть дураком. Даже в глазах полиции.

– Так значит, в случае с купеческой дочкой Аглаей Шубниковой было самоубийство?