— Я вам все объясню, — сказал Томми. — Адрес миссис Ланкастер был нужен моей жене потому, что она оказалась владелицей вещи, первоначально принадлежавшей миссис Ланкастер. Речь идет о картине. Миссис Ланкастер подарила ее моей тете, мисс Фэншо. Тетя недавно умерла, и ее имущество перешло ко мне. В том числе и эта картина. Моей жене она очень понравилась, но ей как-то неловко… Она подумала, что, возможно, миссис Ланкастер захочет забрать ее обратно. Во всяком случае, она имеет право это сделать.
— Понятно, — сказал мистер Эклз. — Безусловно, ваша жена поступает в высшей степени порядочно.
— Откуда нам знать, — с приятной улыбкой продолжал Томми, — как пожилые люди относятся к своим бывшим вещам. Возможно, ей было приятно, что картина у тети, но, поскольку тетя умерла, миссис Ланкастер может показаться несправедливым, что картина переходит к совершенно чужим людям. На картине изображен дом… явно сельская местность… А вдруг это дом Ланкастеров?
— Возможно, возможно, — ответил мистер Эклз. — Но я думаю…
В дверь постучали, вошел клерк и, достав из папки лист бумаги, положил его на стол перед мистером Эклзом. Мистер Эклз опустил глаза.
— Ах да, теперь припоминаю. Да, я полагаю, миссис… — он бросил взгляд на визитку Томми, лежавшую у него на столе, — Бересфорд действительно звонила и перемолвилась со мной парой слов. Я посоветовал ей связаться с Хэммерсмитским отделением «Сазерн Каунтиз Бэнк». Это единственный адрес, который известен мне самому. Все письма, пришедшие для миссис Ричард Джонсон на адрес банка, где проходят наши счета, пересылаются именно туда. Миссис Джонсон, полагаю, приходится миссис Ланкастер племянницей или дальней кузиной, и именно она вела со мной переговоры относительно определения миссис Ланкастер в «Солнечный кряж». Она просила навести подробные справки об этом заведении, поскольку сама она лишь вскользь слышала о нем от подруги. Мы это сделали и, уверяю вас, весьма добросовестно. Если не ошибаюсь, родственница миссис Джонсон провела там несколько счастливых лет.
— Что не помешало ей совершенно неожиданно оттуда уехать, — заметил Томми.
— Да. Миссис Джонсон, кажется, вернулась недавно из Восточной Африки — сейчас столько народу возвращается! Они с мужем, вроде бы, несколько лет прожили в Кении. Они обустроили свою жизнь в Англии и решили, что сами в состоянии присматривать за своей престарелой родственницей. Боюсь, в настоящий момент я не знаю, где именно проживает миссис Джонсон. Я получил письмо, в котором она прислала чек и благодарила меня за услуги, а также сообщала, что, если у меня возникнет необходимость связаться с нею, я должен адресовать письма на отделение ее банка, так как она окончательно не определилась, где именно они с мужем решат поселиться. Боюсь, мистер Бересфорд, это все, что мне известно.
Он был вежлив, но тверд. Ни замешательства, ни обеспокоенности Томми не заметил, однако в голосе его чувствовалась не терпящая возражений категоричность. Затем он распрямился, и его манеры немного смягчились.
— Право, мистер Бересфорд, я бы на вашем месте особенно не переживал, — успокаивающе сказал он. — Вернее, уговорил бы не беспокоиться миссис Бересфорд. Миссис Ланкастер, я полагаю, старая женщина, весьма забывчивая. Она, вероятно, совершенно не помнит об этой картине. Я полагаю… ей семьдесят пять… или семьдесят шесть лет. В таком возрасте человек то и дело все забывает.
— Вы знаете ее лично?
— Нет, фактически я никогда с ней не встречался.
— Но вы знаете миссис Джонсон.
— Она заходила ко мне проконсультироваться относительно своих дел. Она показалась мне приятной деловой женщиной. Весьма компетентной в тех вопросах, которыми занималась.
После чего он встал и сказал:
— Весьма сожалею, что не смог вам ничем помочь, мистер Бересфорд.
Томми вежливо, но твердо давали понять, что прием окончен.
Он вышел на Блумбери-стрит[177]
и поискал глазами такси. Пакет, который он нес, был не очень тяжелым, но страшно неудобным. Томми на мгновение поднял глаза на здание, из которого только что вышел. В высшей степени респектабельное, с устоявшейся репутацией. Не придирешься, а господа Партингейл, Харрис, Локридж, Партингейл и мистер Эклз с виду вполне приличные люди, не выказывающие никаких признаков тревоги, подавленности или неловкости. В романах, мрачно подумал Томми, при упоминании имени миссис Ланкастер или миссис Джонсон виновный тут же бы вздрогнул и у него воровато забегали глаза. В реальной жизни, видимо, все иначе. Если у мистера Эютза и был какой-то особый вид, так это вид человека, который чересчур вежлив, чтобы негодовать по поводу того, что у него понапрасну отнимают время всякими идиотскими расспросами.